(Аплодисменты.) Сегодня, по случаю десятилетия провозглашения монархии, мы открываем новый источник, который будет освежать путников, осененный именем лучезарнейшей Матери Нации. Грядущие поколения, глядя на это сооружение, пожелают ее душе блаженства в благолепнейших уголках рая.
Это важный плод нашего прогресса под гениальным руководством его высокого величества. Давайте же вспомним все, что было создано стремительными темпами с тех пор, как его высокое величество укрепил государство и обеспечил порядок в стране. За это десятилетие были проложены дороги: Тирана – Ндроть, Пука – Тяф Мали, Буррель – Бургайет. Построены мосты: Дёльский, Мулэтский, Лянский и Боршский. Воздвигнуто одно из прекраснейших сооружений города – королевская вилла в Дурресе, снабженная всеми элементами современного комфорта: центральным отоплением, водопроводом, электрическим освещением, а также автоматической телефонной связью. За последние десять лет построены также следующие крупные объекты: в Шкодре – казармы имени Скандербега и два армейских склада, в Эльбасане – казарма «Краста» и тоже два армейских склада, в Гирокастре приспособлена под тюрьму прекрасная старинная крепость. В Бурреле воздвигнуто здание жандармерии и новая тюрьма. И наконец, сегодня мы открываем вот этот источник, еще одно сооружение его высокого величества, второй источник после Богского, украшающего курорт. (Аплодисменты.) Таковы, дамы и господа, колоссальные достижения, характеризующие благословенную эпоху его высокого величества. (Аплодисменты.) Этих достижений мы добились, дамы и господа, благодаря тому, что во главе албанского народа стоит гениальный король, чутко прислушивающийся к требованиям времени, самый выдающийся деятель Албании за последние столетия, путеводная звезда, взошедшая на албанском небосводе среди светящейся туманности, которую представляют собой души людей, преданных идеалу. (Аплодисменты. Выкрики: «Да здравствуют король и королева».)
По сему случаю, дамы и господа, наш долг – выразить свою признательность фашистской Италии, нашей великой союзнице, и великому дуче. (Выкрики: «Да здравствует наша великая союзница!»)
По окончании речи девочка в народном костюме на подносе подала министру ножницы, и тот разрезал ленту. Муфтий Тираны воздел руки к небесам и, пропев по-арабски суру, закончил по-албански: «Помолим же аллаха ниспослать блаженство душе Матери Нации в высочайших сферах рая и долгой жизни королю и королеве! Аминь!» Его преосвященство епископ, сложив пальцы щепотью, осенил крестом источник и его чистую воду. Во время процедуры освящения он бормотал что-то по-гречески, а закончил тоже по-албански: «Благослови, господи, это великое творение нашего августейшего короля!»
Его превосходительство министр наполнил стакан водой из источника и поднес ко рту; оркестр заиграл военный марш.
Едва церемония закончилась, как все опрометью бросились на лесную поляну, где были накрыты столы. Нуредин-бей презрительно наблюдал, как его коллеги потрусили к поляне. Несколько господ, судя по всему газетчики, стянув жареного барашка вместе с вертелом, бодро тащили его к своему столу. Кто-то нагрузился бутылками с шампанским, неся их во всех карманах, под мышками и в руках.
«Руководители нации, а людьми так и не стали, – подумал Нуредин-бей. – С собственным желудком не совладают. Можно подумать, с голоду помирают, а ведь каждый день нажираются как свиньи».
Нуредин-бей неторопливо направился к поляне, где все давно уже расселись по местам. Неожиданно его чуть не сшиб Вехби Лика, пятившийся задом, чтобы сфотографировать своих коллег, уютно усевшихся по-турецки вокруг барашка, с вилками и ножами наготове.
– Пардон, Нуредин-бей.
– Что это вы делаете, Вехби-эфенди?
– Снимаю для газеты. Получится прекрасный репортаж. Вы знаете, мы поспорили, кто больше съест.
– Ну, давайте, давайте.
И Нуредин-бей двинулся к столу, за которым сидели министры.
– Простите, Нуредин-бей, – окликнул его Вехби Лика. – Вы позволите мне вас запечатлеть? На фоне этих великолепных сосен выйдет такой снимок! Можно?
– Пожалуйста.
– Позвольте один вопрос. Скажите, на какой пост назначил вас его высокое величество? Это нужно для подписи под фотографией.
– Лучше не помещайте мою фотографию в газете, Вехби-эфенди, – помрачнел Нуредин-бей.
– Но почему же? Это большая честь для моей газеты! Я могу написать, скажем, так: «Наш бывший посланник…»
Нуредин-бей удалился, не дослушав.
Перед ним с поклоном остановился официант. Гафур-бей, взяв за локоть Нуредин-бея, потянул его к стулу рядом с собой.
– Пожалуйста, сюда, Нуредин-бей.
– Почему я тебя раньше не заметил, Гафур-бей?
– Я только что приехал. Машина испортилась по дороге.
– Какая неприятность! Обратно поедем на моей машине. Мне одному скучно.
– Хорошо, поедем, Нуредин-бей. Я тоже скучал один в дороге. Ты видел его высокое величество?
– Нет, он еще не вернулся. Ты не знаешь, когда он приедет?
– Не знаю, Нуредин-бей. Может, в конце месяца.
– Джафер-бей говорит, что он может задержаться до самого ноября.
– Все может быть.
Нуредин-бей нахмурился. Он не одобрял столь долгого отсутствия короля. Вот уже четыре месяца, как король отправился в свадебное путешествие на яхте вдоль побережья Адриатики.
– Затянулся медовый месяц! – пробормотал он про себя.
– Что поделаешь, Нуредин-бей, – так же тихо сказал Гафур-бей и пропел еле слышно:
Да ты пей, Нуредин-бей. Твое здоровье!
– Как ты думаешь, не смогу ли я с ним увидеться до возвращения?
– Вряд ли, Нуредин-бей. Он никого не принимает, кроме премьер-министра и господина Мусы Юки.
Нуредин-бей помрачнел еще больше.
– Да ты не расстраивайся! Что такое два-три месяца? Давай за твое здоровье!
VIII
Нуредин-бею не пришлось ожидать три месяца. Король вызвал его на специальную аудиенцию в начале октября.
Нуредин-бей с некоторой робостью входил в кабинет Ахмета Зогу. Целых десять лет он провел в Европе в качестве посланника короля албанцев, десять спокойных лет вне поля зрения своего хозяина, избавленный на весь этот срок от его прихотей и капризов. Интересно, зачем он отозвал его на родину? Что это: прихоть, чьи-то козни или король действительно нуждается в нем?
«Международное положение очень осложнилось, – размышлял Нуредин-бей. – Может быть, он на самом деле нуждается в моих советах? На какой пост он меня назначит? Сделает членом кабинета? Может, даст какое-нибудь ведомство? А вдруг назначит премьером? Почему бы и нет? Все эти субъекты, которых он меняет, как лошадей, мне в подметки не годятся ни по опыту, ни по образованию. Правда, они православные, а его величество придает этому большое значение, но и премьер-мусульманин тоже вполне бы сгодился. А для равновесия я ввел бы в кабинет двух-трех самых что ни на есть православных министров. Но смена премьер-министра означает обычно изменение политики. Пойдет ли на это его высокое величество?»
Он быстро оглядел кабинет. Та же хорошо знакомая комната, что и десять лет назад, когда его высокое величество был еще президентом республики, лишь сменили мебель да на стене красуется портрет королевы-матери.
Король встретил его стоя. Благоприятный знак!
– Пожалуйте, Нуредин-бей, очень рад вас видеть. – Король протянул руку.
Нуредин-бей принял королевское рукопожатие с низким поклоном.
– Как ваше здоровье?
– Хорошо, благодарю вас.
