типами, которые иначе не понимают. А наш доктор хоть и мерзавчик, но человек интеллигентный, с ним бы они могли договориться и иначе. Да ты сама прислушайся, – неожиданно предложила мне Мариша.
Я послушно напрягла слух до предела, но уловила всего лишь несколько фраз, но их мне оказалось достаточно для того, чтобы всеми силами пожелать очутиться как можно дальше отсюда, желательно где- нибудь во льдах Антарктиды. Я не отношусь к почитательницам паяльников в чьей-либо заднице, раскаленных утюгов у морды, даже если это и морда доктора, и серной кислоты на плешине, поэтому мое стремление оказаться подальше было вполне, на мой взгляд, оправданно. Удержало меня от бегства только то, что от страха у меня онемели все конечности и я просто не могла сдвинуться с места.
– Они его будут пытать, – пребывая в полном упоении, заявила Мариша. – Надо его спасти.
Я тихо застонала, представив себе, как безоружная Мариша врывается в квартиру, битком набитую злобными типами, и настойчиво требует более лояльного отношения к военнопленным. К счастью, доктор Григорий оказался джентльменом и рухнул в обморок, так что его мучителям пришлось ненадолго переквалифицироваться в его спасителей. Они стали требовать друг у друга нашатырного спирта. Спирта ни у кого не оказалось, поэтому они обошлись тазиком с холодной водой, которую выплеснули на Григория.
– Сейчас тепло, ему не повредит, – успокаивающе шепнула мне Мариша, словно меня больше всего на свете беспокоило здоровье Григория.
Придя в себя, Григорий заявил, что он будет просто счастлив помочь нескольким симпатичным людям в их проблеме, и, недолго думая, выложил все, что знал про нас с Маришей и про Мишку. Знал он немного, но фантазия от холодного душа у него разыгралась, и, по его словам, оказалось, что мы только и занимались тем, что пытались найти брильянты.
– Так чего же ты сюда-то приперся? – раздался мрачный голос. – Здесь они спрятаны, по-твоему?
– Здесь! – убежденно произнес Григорий.
– Будет заливать, – громко возмутился голос, – мы все тут обшарили. Ничего тут нет. Все стены обстучали, мебель вывезли и выпотрошили, пол подняли и тут и у соседей. Пусто.
Григорий что-то спросил, и мрачный голос в ответ загоготал и произнес:
– Жив останешься и даже здоров. Тебя устраивает?
Судя по всему, форма оплаты его трудов Григория удовлетворила, потому что в недрах квартиры раздались звуки, свидетельствующие о том, что процессия начала перемещаться.
– Куда они идут? – изнывала от любопытства Мариша. – Сил терпеть нету.
Дождавшись, когда шум шагов отдалился от прихожей, она совсем отворила дверь и протиснулась в образовавшуюся щель. Ей бы это дорого обошлось, если бы ее заметили, но все внимание собравшихся было сконцентрировано на ванной комнате, откуда и доносились их приглушенно-возбужденные голоса.
– Неужели нашли? – заволновалась и я.
Особой силой воли я никогда не отличалась, поэтому любопытство вскоре пересилило здравомыслие, и я просочилась следом за Маришей. Держась у стен и постоянно оглядываясь по сторонам, чтобы определить, нет ли за нами слежки, мы двинулись на голоса. Полное отсутствие мебели вызывало недоумение, которое усугублялось на редкость ярким светом в прихожей. И зачем было вкручивать по четыре стоваттных лампочки? И почему не увезли люстры вместе с мебелью? Но, на наше счастье, все внимание остальных было приковано к Григорию, который зачем-то ковырялся в ванне. Никогда бы не подумала, что человек, пытающийся открыть слив, может привлечь к себе столь жадный интерес.
Видимо, Григорий уже успел посвятить бандитов в тонкости своей профессии, потому что они почтительно не мешали ему проверять свою догадку и внимательно следили за его действиями. О том, чтобы ему помочь, они даже не заикались, а только нетерпеливо, шумно дышали. Даже из коридора мы слышали это сопение. Казалось, что это целый косяк китов, больных ларингитом.
– Готово! – провозгласил Григорий, и среди бандитов пронесся нетерпеливый стон.
– Где камешки? – спросил мрачный голос, принадлежавший не менее мрачному типу, который походил на персонаж бестселлера про пиратов.
– В тот день, когда Михаил спрятал камешки, у него, видимо, начал развиваться стойкий психоз – постоянное беспокойство о том, как бы доверенные ему ценности не пропали. Сначала он старался просто забыть о них, как говорится, выбросить из головы, положившись на русское «авось». Когда же понял, что брильянты не идут у него из головы, начал придумывать им место для хранения понадежнее. Ничего путного не придумав, он впал в другую крайность – возненавидел эти камни. Визит родственника подстегнул его, а изрядная доза водки довершила дело. Мозг Михаила отключился, а его подсознание приказало ему избавиться от опасного раздражителя любым путем. Таким образом камешки оказались в ванне и ушли вместе с водой. То есть во всякой другой квартире они бы ушли, но Мишка вечно упускал в ванне разные нужные вещи, поэтому мастера, ставившие ванну, приспособили фильтр внутри слива, в котором и должны лежать сейчас камешки.
– Кто же знал? – развела руками Мариша в ответ на мой укоряющий взгляд. – Но зато теперь они получат свое добро и угомонятся.
Я недовольно хмыкнула, но сказать ничего не успела, так как остальные в этот момент дружно охнули, когда Григорий извлек нечто из слива. Затем воцарилось продолжительное молчание. Что именно извлек Григорий, нам видно не было, но лица бандитов мрачнели все больше и больше.
– И что ты нам тут уши тер? – произнес все тот же мрачный тип. – Это же простые голыши, которых на любой дороге навалом.
– Ничего подобного, – возмутился Григорий. – Это морские камешки. Там их еще полно.
Бандитов его пояснение не удовлетворило, они дружно тяжело вздохнули и потеряли интерес к Григорию. Так как отвернулись от него они неожиданно и нас с Маришей в известность о своем намерении не поставили, то первое, что увидели двое, стоявшие к нам лицом, были мы собственными персонами. Некоторое время мы вчетвером исправно пялились друг на друга, потом к тем двоим присоединились еще несколько пар глаз, и мы с Маришей сочли за благо удалиться. Может, нам бы это и удалось, если бы среди компашки не оказался тот тип с Тверской, у которого был мобильник и ключи от «Мерседеса». Сейчас его руки были пусты, но все равно это был он и, конечно, узнал бы меня, если бы я вовремя не спряталась за дверью. Марише провернуть этот маневр не удалось, поэтому толстяк ее засек.
– Мариша! – так и не заметив меня, преувеличенно радостно воскликнул он. – Ты что тут делаешь? А где же Миша?
– Как где? – удивилась Мариша. – Вы же сами сказали, что он за решеткой. Так и сидит в тюрьме, бедняга, верно, Гриша?
Григорий, который в это время очумело разглядывал разноцветные камешки у себя на ладони, оторвался от этого увлекательного зрелища и спросил:
– Когда же он успел?
– Так, – произнес мрачный тип. – Все понятно.
Что ему там было понятно, мы не узнали, потому что не успел он закончить фразу, как нас с Маришей и след простыл. Может, мы и невежливо поступили, не дав ему закончить свою мысль, но я об этом не жалею. Да и вообще мрачный тип не производил впечатления человека, с которым приятно поболтать.
На улицу мы выскочили первыми благодаря тому, что я захлопнула за собой дверь, и погоне пришлось потратить несколько секунд на борьбу с замком. Помогло нам и то, что лифт верно дожидался нас, и мы успели в него запрыгнуть первыми. Нашей погоне пришлось довольствоваться черной лестницей, которая к тому же выходила на противоположную сторону дома. Поэтому мы успели укрыться за гаражами к тому моменту, когда из-за угла показался авангард погони.
Высоко вскидывая зад, бежал мрачный тип пиратской наружности, следом за ним спешили трое крепких ребяток, которые по молодости лет вряд ли занимали сколь-либо существенное положение в обществе. Последним ковылял владелец «Мерседеса». Ноги у него были коротенькие и толстенькие, поэтому трусил он еле-еле, отдуваясь и пыхтя.
– Жорик совсем стал плох, – раскритиковала Мариша своего знакомого, – жрет слишком много. Таким манером он от ожирения помрет, не дождавшись приведения в силу справедливого приговора. У него два пожизненных за какие-то дела по молодости, – пояснила она мне. – Он потом поменял фамилию, внешность и, по-моему, даже отпечатки пальцев, стал страшно много жрать и разжирел до неузнаваемости. Когда выпьет со шлюхами, то любит потрепаться про свою молодость, когда был еще то ли Пильщиком, то ли
