– А погода стоит чудесная, вода в море просто как парное молоко, – сказала я, четко помня, что для начала с Фимой нужно завести светскую беседу.
Фима моих стараний не оценил, видимо, решил, что я над ним издеваюсь, напоминая лишний раз, чего он лишен, занимаясь изо дня в день химией, биологией и русским языком.
– А сегодня мы были на открытии нового музея. Ты ведь газеты читаешь, должен был знать, что там был пожар? Но музей все-таки открыли. Кстати, а где та газета, которую ты вчера читал? В той части, которая оказалась у Андрея, мне попался потрясающий детективный рассказ, а его окончание осталось у тебя. Ты не дашь мне его дочитать?
– Я ее потерял, – мрачно ответил Фима. – И на детективы у меня времени теперь нет – учусь. Только вчера немного отвлекся, с отцом ночь провели в ГАИ, пока доказывали, что машина и в самом деле наша. А так ночами зубрю и пишу. Это вы развлекаетесь, вино бочками пьете, со сливками общества дружите. А я тут загибаюсь.
С этими словами Фима тяжело поднялся и поплелся к своей палатке. Повинуясь мощному Васькиному толчку, я догнала его через несколько метров.
– А где твои родители сейчас? – спросила я.
– Папа поехал навестить своего старого товарища. Он в больницу попал, вот папа с еще одним другом и намылились к нему. А мама после вчерашней шутки, которую выкинул с ней твой приятель, все не может успокоиться и рыщет по всем городским магазинам в поисках распродажи. Вчера купила уцененные надувные игрушки, сказала, что моим детям пригодятся.
– Так зачем тебе заниматься? – удивилась я. – Контролировать тебя все равно некому. А домашнее задание мы за тебя сделаем.
– Правда? – обрадовался Фима. – Это же классно! А вы совсем не такие плохие товарищи, как мне казалось.
Я пропустила это замечание мимо ушей и сделала знак ребятам идти с нами. Но они не тронулись с места, и мне пришлось одной тащиться к морю, корпеть там над двумя сочинениями (третье я отдала на растерзание Фиме) и размышлять о том, так ли уж не прав Фима, думая плохо о моем братце и его драгоценном приятеле.
– А твой папа сильно на нас злится? – спросила я наконец у Фимы.
– Самому иногда страшно делается, до чего он на вас злой, – с радостью оторвался он от своей работы.
– И что говорит? – поинтересовалась я чуть дрогнувшим голосом.
– Ничего не говорит, молчит. Это-то и есть самое страшное. По своему опыту знаю, когда он в себе злобу затаит, то тут можно ожидать самого худшего. Я вот и думаю, а чего это он решил навестить друга в больнице, если они не виделись почти двадцать лет и ни капли об этом не жалели? Друг-то этот не простая шишка, а какой-то большой бандитский авторитет.
Итак, Лысый не поставил нас в известность о том, что у них с Суренычем есть своя причина опасаться мести авторитета Ленчика. Костик также не сказал, что они к нему поедут, поэтому я решила, что причина, заставляющая Суреныча отправиться к своему другу-бандиту, снова заключена в нас, несчастных. Наспех насажав в Фимином сочинении с десяток грамматических ошибок, чтобы моя писанина не слишком отличалась от его, я оставила Фиму дописывать его сочинение и отправилась к своим друзьям. Мне нужно было сообщить им, что Суреныч готовит против нас очередную акцию. На этот раз точно с привлечением местных бандитов.
В это время Суреныч с Лысым сидели в приемной врача и тщетно пытались добиться свидания со своим старым другом. Перед этим они тайком пробрались к его палате и через стекло увидели Ленчика, который лежал весь опутанный какими-то проводами. А возле его кровати стоял почетный караул из трех бритоголовых лбов, которые ни на минуту не спускали глаз со своего босса. Приятели попытались сунуться в палату, но их перехватила бдительная медсестра и отвела к главврачу.
– Слишком много у него друзей объявилось, – недовольно пробурчал врач. – Когда мы позвонили на телевидение, то на успех и не надеялись. Две недели человек никому не был нужен, а теперь вдруг толпы валят. Только за вчерашний день здесь побывало человек двадцать. И все с такими рожами, просто жуть берет. Один вообще замаскировался под больного, не знаю, с какой целью. Уверял, что он брат-близнец больного, но наш пациент его все равно не узнал. И в палате теперь стоит бессменный караул. Никак их оттуда не выставить. Вся санитария коту под хвост.
– Извините, – перебил его Лысый, – вы говорите, что Ленчик у вас уже две недели?
– Да, с двадцать первого июля, – подтвердил врач.
– И все это время он был без сознания?
– Первые пять дней больной был в коме, а потом очнулся, но имеет место сильнейшая амнезия. Он не помнит абсолютно ничего из своего прошлого. Видите, даже брата-близнеца не узнал. Но все равно можно считать, что парень родился в рубашке. Просто чудо. Уцелеть после такого взрыва! Нам милиция сообщила, что он – жертва взрыва.
Суреныч с Лысым многозначительно переглянулись, а врач продолжал:
– Когда его подкинули на ступеньки больницы, мы сначала думали, что его машина сбила. И только вчера в милиции выяснили, что он и есть хозяин взорванной машины. И так как другого трупа в ней не нашли, то мы догадались, что наш пострадавший был выброшен из нее до взрыва. Наверное, вследствие аварии. Врачи «Скорой», прибывшие на место происшествия, рассказывали, что машина пылала, словно факел, и огонь поднимался до небес. А нашему пациенту здорово повезло, потому что остался целехонький, если не считать, что крепко приложился головой об асфальт. Его лицо было все в ссадинах, и на голове образовалась солидная вмятина. В таком виде его к нам и доставили таинственные доброжелатели. На нем были только футболка, легкие брюки и ботинки из змеиной кожи. А еще очень дорогие часы. Из этого мы заключили, что человек он не бедный. Но никаких документов при нем не оказалось. Мы просто не знали, что с ним делать. Дали его приметы в справочное «Скорой помощи», но за человеком с такими приметами к ним никто не обращался. И мы решили оставить его у себя. Однако он пока еще очень слаб, и, простите, я вас к нему не пущу. Можете только взглянуть на него через стекло.
– Спасибо, мы его уже видели, – отказался Лысый. – А скажите, он все время в таком виде?
– Что вы имеете в виду?
– Ну, он целиком обмотан проводами, и капельница возле него стоит.
– Капельницу мы порой убираем. Однако в связи с тем, что обычно состояние после черепно-мозговых травм очень нестабильно, мы следим за больными с помощью монитора диагноста. Поэтому он к нему и подключен.
– Постоянно подключен? – уточнил Лысый.
– Да вы не волнуйтесь, у нас очень хорошая клиника и оборудование самое современное. Аппарат подскажет, если с больным будет что не так. Значит, не хотите еще раз на него взглянуть?
– Не надо, мы придем через несколько дней, когда он будет чувствовать себя лучше, – сказал Суреныч и поспешно вытащил Лысого из кабинета.
– Ты чего? – удивился Лысый. – Мы же с ним не поговорили.
– Все, что нужно, мы и так узнали. Ни к твоей, ни к моей машине бедняга Ленчик не имеет никакого отношения. Я в Сочи приехал только двадцать второго, то есть через день после того, как он попал в больницу. А твоя машина взорвалась, вообще когда он уже ничего не помнил. Вспомни, он весь в проводах и встать не может. Где уж ему с бомбами за нашими машинами было гоняться.
– Но он мог это поручить кому-нибудь из своих людей.
– Поручить, ты что, не помнишь, что врач сказал? К нему до вчерашнего дня никто не приходил.
– Слушай! – вдруг воскликнул Лысый. – Я что подумал, ведь машину Ленчика тоже взорвали, как и наши с тобой! И все три взрыва произошли в такой короткий промежуток времени. А что, если это она?
– Она? – задумался Суреныч. – Зачем ей? Столько лет прошло... И потом, с какой стати ей взрывать Ленчика? Она ведь его любила.
– Ну и что, она ведь думала, что он ее бросил.
– А мы тогда при чем?
– А нас она обвиняла в том, что мы что-то наговорили Ленчику. Поэтому он ее и бросил.
– Но тогда зачем ему-то мстить? Он, получается, сам жертва нашей с тобой подлости? – в полном
