косившимися друг к другу, будто ища поддержки. Рите невольно подумалось, что эти три дома похожи на трех старух, сгорбленных, кривых, беззубых, с испещренными морщинами-зарубками лицами, выбредших на поле в поисках свежего ветра, позабывшего дорогу в их угол. И ей стало тоскливо от мысли, что и их дом так же умирал. Удалось ли Ивану немного вдохнуть в него жизнь?
— Дыра, — прошипела ей на ухо Лика, так, чтобы не услышали ни Татьяна, ни Иван, который при виде деревни заметно оживился, распрямил плечи и даже засвистел себе под нос какой-то мотивчик. Если бы Рита могла видеть лицо друга, то обнаружила бы, что его ноздри затрепетали, словно у гончей собаки, почувствовавшей дичь. Городской житель, в душе — деревенский. Он тяготел к земле и наполненному лесными ароматами воздуху. Иван как-то обмолвился, что происходит из крестьянского рода, и гордился этим.
— Сто лет тут не была и еще бы столько не ездила, — продолжала шипеть ей на ухо младшенькая.
— А чего тогда за нами увязалась? — таким же шипением ответила ей Рита и покосилась на сидевших впереди друзей: слышат ли они их?
— Я?! — громко возмутилась Лика, но, опомнившись, понизила голос опять до шепота: — Ты же меня и потащила! Сидела я бы себе дома и бед бы не знала!
— Ну так возвращайся! — невозмутимо ответила па выпад Рита. — Прямо сейчас! Пешком.
Лика
