наверняка числилось какое-нибудь правонарушение, но – увы! – майор не занимался уклонением от налогов и прочими экономическими преступлениями. И все же копать среди них, стараясь найти привязку к пистолету или киллеру, стали бы многие, но только не майор. Он не славился среди своих коллег прытью, зато когда требовалось чутье, то ему не было равных. И это самое сыщицкое чутье твердило майору: убийство совершено не профессионалом, а дилетантом, которому просто чудовищно повезло, поэтому искать среди деловых людей почти бесполезно, они с дилетантами не знаются. То есть кое-что накопать можно, но сил на это уйдет многовато, а силы свои майор понапрасну тратить не любил.
В итоге Жирков сосредоточился на сыне убитой и ее муже. По отзывам знакомых, которые в личной жизни убитой разбирались немногим хуже, чем в своей собственной, муж у нее был полным тюфяком, сын – тоже, так что вертела ими она, как хотела. И майор воодушевился, он по опыту знал, как легко затюканные сыновья попадают под влияние своих волевых подруг и как быстро происходит эта замена. Требовалось одно: чтобы нашлась девушка с сильным характером и чтобы эта девушка захотела заняться маменькиным сынком. В итоге майор откопал среди Лешиных сокурсников девушку, которую звали Светлана и которая отвечала всем требованиям за исключением одного: она отказывалась признать, что у нее имеется хоть капля интереса к Леше. Тем не менее все сокурсники утверждали, что частенько видели их вместе.
Светлана не была красавицей – подбородок у нее для девушки был тяжеловат, а нос слишком длинный, зато имелись длинные густые локоны, которые роскошной пелериной рассыпались по ее плечам. Холодные же серые глаза Светланы внимательно изучали собеседника, пока он пытался наладить с ней контакт.
– Как же так? – пытался урезонить майор строптивую девушку. – Все уверяют, что вы с Лешей постоянно вместе, а вы говорите совсем другое...
– Не нужен он мне, – проронила девушка. – Вы больше слушайте наших сплетников, они и декана с первокурсницей поженят, если увидят, как она его ждет возле деканата. И напрасно бедняжка будет объяснять, что зашла за ведомостью. А с Лешей иногда было интересно поговорить, в том смысле, что он умел слушать. Мама, должно быть, приучила.
– А вы и с мамой его знакомы? – с невинным видом поинтересовался майор.
Но девушка взглянула на него так, словно удивлялась: как это некоторые умудряются дожить почти до сорока лет и дослужиться до майора, а ловушки ставят так неуклюже?
– Маму я его видела несколько раз. Она неожиданно появлялась рядом с нами, когда мы сидели в институтском скверике. Всякий раз она при этом страшно удивлялась неожиданной встрече, а мне казалось, что она за нами долго подглядывала, прежде чем появиться. Но я сразу поняла, что Леша у нее полностью под каблуком, мне его даже жалко становилось – таким он делался при ней маленьким и тихим, но маму очень любил. Думаю, что ему пришлось бы тяжело, если бы он решился жениться, мама точно бы начала искать ему невесту по своему вкусу.
– А у вас, стало быть, никогда не возникало желания выйти замуж за Лешу? – поинтересовался майор.
Светлана подозрительно покосилась на него, пожала плечами и неожиданно засмеялась:
– Да вы что! Меня его мама возненавидела с первой же минуты. Она ничего не говорила, но, знаете, женщины такое чувствуют. У меня даже мелькнула мысль позлить ее и закрутить с Лешкой настоящий роман, но потом подумала, что пострадает в первую очередь он, а его мне обижать не хотелось.
– Вы ответьте, – настаивал майор, – если бы у Леши не было такой мамы, то вы бы согласились за него выйти?
– Неловко как-то об этом говорить с милицией, но у нас с Лешей ничего не было. Я подозреваю, что он вообще с девушками до меня наедине не общался. Он даже за руку меня подержать стеснялся, а уж о том, чтобы предложить мне свою собственную руку и сердце в придачу, да еще без одобрения мамы, – о таком и помыслить смешно. И если начистоту, то я не хотела бы выйти за него замуж, потому что это автоматически заставило бы меня общаться с его мамой.
«Умна, – подумал майор. – И не подкопаешься. Полная откровенность. Если это она убила, то доказать будет трудненько. Надо искать Лешу, может, он окажется послабей и расскажет нам что-нибудь интересное про то, как проводит его подруга свое свободное время. Хотя вряд ли она посвятила бы его в свой замысел, так как трудно ожидать, что сын с горячностью одобрит убийство матери».
– Да и если бы Леша серьезно ко мне относился, – продолжала тем временем Светлана, – то он бы мне обязательно сообщил, куда отправился, и позвал бы с собой. А так вы видите? Мы просто общались, как общаются люди, которые вынуждены много времени проводить вместе. Так что наш роман существовал только в головах наших сокурсников.
Майор все-таки поинтересовался, что Светлана делала в вечер убийства, и услышал:
– Ничего не делала. Сидела дома и готовилась к экзаменам. Родители тоже были дома, и еще соседка двадцать раз забегала, у нее что-то с трубой случилось, и она почему-то считала, что это мы виноваты. Знаете, бывают такие склочные люди, когда им скучно, начинают травлю окружающих.
Майор на всякий случай пообщался с соседкой, которая действительно оказалась пренеприятнейшей особой. Узнав, что Жирков из милиции, она завалила его перечнем соседских правонарушений.
– Я тут с шестьдесят третьего года живу, так что всех знаю, – с гордостью сообщила склочная тетка. – Спрашивайте про любого, расскажу вам все, как есть. Сплошные пьяницы и наркоманы здесь живут.
– Да, – вежливо согласился майор, – с соседями вам не повезло. Но неужели нет ни одного нормального семейства. Я тут разговаривал с вашими соседями сверху, так они мне показались вполне достойными людьми. Девочка у них очень славная, за учебниками сидела, должно быть, учится.
– Учится, – весьма неохотно признала бабка; чувствовалось, что говорить добрые слова об окружающих у нее с непривычки плохо получается. – Дома сидит постоянно. И чего сидит. Девица молодая, пошла бы погуляла. Так нет же. Тут у меня трубу прорвало, эти соседи сверху кран перекрыли, а потом воду дали, так ее и прорвало. Я и «аварийку» вызывала, они велели узнать, дома ли соседи сверху. Так я к ним три раза бегала, пока «аварийка» ехала. Тоже мне – «аварийка», утонуть можно, пока они приедут.
Тут соседка переключилась на службы срочной помощи. Досталось и пожарным, и «Скорой», и милиции. Майор молча слушал, но не потому, что ему нравилось слушать, а просто не видел возможности заткнуть рот противной бабе. Наконец в ее монологе проглянула брешь, и майор тут же попытался вернуть беседу в интересующее его русло.
– Так и что же оказалось с трубой? И в самом деле соседи виноваты?
– «Аварийка» сказала, что у них все в порядке, – неохотно признала бабка. – Но они наверняка все привели в порядок, пока я к ним несколько раз бегала. То-то мне все время мать открывала, а дочка головы даже от учебника не поднимала, как будто ее это и не касается вовсе. Притворялась, понятное дело, а папаша их в это время следы в ванной ликвидировал. Я потом к ним еще раз зашла, уже «аварийка» уехала, папаша смог наконец из ванной выйти, а дочка так и сидела над уроками. Вот ведь бывает же, что вся усидчивость досталась девчонке, а парень из соседней квартиры – полный оболтус. Связался с наркоманами и целыми днями музыку слушает.
Тут майор почувствовал, что если еще хоть ненадолго задержится возле сварливой бабки, то ему придется расследовать еще одной убийство, которое к тому же совершит он сам. Но бабка, несмотря на свою склочность и способность во всем видеть лишь скверную сторону, похоже, обладала цепкой памятью, и ей можно было довериться в том, что касалось алиби Светланы. Родители Светланы были типичными русичами, с русыми волосами и светлой кожей. Они казались весьма уравновешенными людьми. Отец Светланы был инженером и, похоже, очень тихим и скромным человеком. В общем, он не походил на отца, способного пришить особу, противившуюся счастью дочери. Нельзя было в этом заподозрить и мать Светланы, маленькую и такую же тихую, как и ее муж.
Разочарованный майор попытался пошуровать вокруг мужа убитой, но и там все было глухо: такого верного мужа и преданного отца – еще поискать. Вся его жизнь была посвящена семье, и теперь, потеряв ее, бедняга ушел в глубокий запой. Но пил дома. И один. Никакого женского пола вокруг него не наблюдалось, а речи он вел исключительно драматического содержания – о том, что жить ему теперь нет смысла, ведь рядом нет той, ради которой он и жил. Да еще и сын исчез в неизвестном направлении. Где его искать теперь? При этом чувствовалось: любящий отец не очень волнуется за сынка, что несколько удивляло. И майор заподозрил, что папаша в курсе того, куда направился сынок. Но так как извлечь информацию из проспиртованного папаши не представлялось возможным, то было решено: папашу оставить в покое до тех пор, пока он не выйдет из своего состояния. Ни о какой любовнице речи не было,
