их немедленного выполнения. Просто удивительно, сколько эти женщины взваливали на себя работы. По моим меркам, они за день переделывали столько, что хватило бы на целую неделю. И мало того, что сами работали, они и нас заставляли. Вот что было хуже всего.
– Я так думаю: если мы не погибли от вражеской пули, то нам суждено загнуться тут от непосильной работы и тоски, – заявила Инка, которую почему-то не развлекали душеспасительные беседы с обитательницами монастыря и чтение «правила» на ночь глядя. Она после него спала плохо, и ее мучили кошмары.
Глядеть, как она страдает, было невыносимо. И, должно быть, на небесах над ней сжалились и послали отца Серафима нам на выручку. Точнее, ни о чем таком он и не думал, а просто приехал в гости к местному священнику. Но Инка углядела в его приезде знак свыше и потребовала, чтобы он выслушал ее исповедь. Не знаю, что она ему там наплела, но на следующий день настоятельница сообщила нам, что отец Серафим берет нас к себе в монастырь, потому как он специализируется на бывших наркоманках.
Я потеряла дар речи, а когда снова обрела, уже некому было сообщить, что у моей подруги после удара об асфальт бывают необъяснимые помутнения рассудка, во время которых она полностью утрачивает связь с действительностью и воображает себя то жертвой преступной разборки, то больной неизлечимой болезнью, которой остались считанные денечки на этой земле, то выдающейся авантюристкой.
– Какой кошмар! – простонала я. – Где хоть его монастырь?
– Ты будешь довольна, – заявила мне Инка (и с чего она это взяла?). – Монастырь в такой глухомани, что туда не только туристы, а даже истовые паломники редко заглядывают. Где-то в лесах Комаровской области.
Я ужаснулась, название говорило само за себя. Я уже представила болота, населенные полчищами кровососущих насекомых, и нас с Инкой среди них.
– Одно утешает: теперь мы отправимся в мужской монастырь, – сказала я и посмотрела на Инку, которая при моих словах как-то подозрительно замялась.
– Ты знаешь, я не хотела тебе сразу говорить, – робко начала она. – Но монастырь женский. Только не понимаю: почему тебе так хочется попасть в мужской? Ты же никогда не отличалась особой любовью к мужикам. Вечно их ругала и издевалась над ними.
– При чем тут моя сексуальная жизнь?! – возмутилась я. – Если кто-нибудь проболтается о том, куда мы направились, то мой киллер и твои бандиты будут искать нас прежде всего в женских монастырях. Им и в голову не придет сунуться за нами в мужской. Ясно тебе? В лучшем случае, они заглянут на Валаам, там и в самом деле полно бабья, но это исключение из правил.
– Теперь понимаю... – протянула восхищенная Инка. – Но как же нам быть? Кто же нас пустит в мужской монастырь?
Но судьба неожиданно еще раз обратилась к нам своей светлой стороной, причем проделала это весьма странно, отправив нашего отца Серафима погостить к своему дяде. Нас он повез с собой. Сказав, что дядя прекрасный человек с широкой душой и широкими взглядами. Не знаю, что он имел в виду, но так как нам с Инкой поручили подрубить целую гору простыней или чего-то очень на них похожего, то мы согласны были ехать куда угодно и к какому угодно дяде, лишь бы это помогло избавиться от сидения в душной комнатке, когда за окном уже наступило самое настоящее лето.
Утром к воротам подали микроавтобус, и мы в него загрузились вместе с отцом Серафимом и многочисленными коробками и свертками. Ехать нам пришлось долго, и мы с Инкой сами не заметили, как задремали. Перед этим Инка успела шепнуть мне на ухо с плохо скрытым торжеством:
– Теперь-то нас точно не найдут, даже если они припрутся за нами в Пюхтицы! Потому что настоятельница получила от нашего Серафима указание: никому, кроме наших родителей, не раскрывать, где мы будем. Они ведь думают, что за нами по пятам могут пожаловать продавцы наркотиков, жаждущие вернуть себе двух таких перспективных клиенток, поэтому будут молчать, словно рыбы. Вряд ли твой киллер за это время войдет в доверие к твоей мамочке, а у меня родственников вообще нет. Про Наташку же я настоятельницу предупредила. Если мои бандиты решат использовать ее для того, чтобы выманить нас с тобой, то настоятельница обещала взять девочку под свое крыло. Хотела бы я посмотреть, как они будут штурмовать монастырские стены! – с откровенным злорадством закончила Инка, еще явно не успевшая проникнуться духом всепрощения.
Когда я проснулась, мы уже стояли на берегу заливчика. Надо сказать, весьма грязного заливчика, берега которого были украшены грязненькими домиками и сарайчиками. Вдали просматривались катера и парусные лодки, стоявшие почему-то у противоположного берега. А у нашего берега было пришвартовано такое громадное и дырявое корыто, что у меня просто глаза на лоб полезли. Выглядело оно так, будто потерпело крушение черт знает сколько лет назад и за это время успело основательно проржаветь. Лично я на таком судне даже по лиману бы не согласилась проплыть, даже если бы меня обвешали индивидуальными спасательными средствами и пообещали бы солидную компенсацию моим близким в том случае, если я все-таки пойду ко дну. К тому же судно основательно вросло в землю и вообще не выглядело способным плыть.
– Миленький катерок, – пробурчала Инка.
– Да уж, катерок, – усмехнулась я. – Это же целый пароход!
– Ты что?! – удивилась Инка. – Да на него едва человек сорок поместятся.
Я обернулась и выяснила, что смотрит она в противоположную сторону, где и в самом деле стоял катер, возле которого бурлила жизнь, чего нельзя было сказать про мой ржавый лайнер.
– На нем и поплывем, – заявила мне осведомленная Инка.
– Куда это? – подозрительно спросила я у нее, вылезая из микроавтобуса.
– Не знаю, – честно ответила подруга, вылезая следом за мной.
По пирсу, на который ступить было страшно – такой он был прогнивший, деловито сновали фигуры в черных рясах. Фигуры был мужские, так как ни одна женская фигура по доброй воле не взвалит на себя такого размера мешки, которые они таскали, лихо перепрыгивая через дыры в пирсе и не обращая внимания на развевающиеся полы своих ряс. Что приятно радовало глаз после недели сплошных черных юбок, платков по самые уши и чинных бесед.
– Какое разнообразие! – в упоении шепнула мне Инка.
Я от души понадеялась, что она имеет в виду отнюдь не разнообразие выбора представителей мужского пола, которых тут и вправду набралось изрядное количество. Хлопот с ней потом не оберешься. Слабый пол был представлен дамами сильно «за» и с детьми, а также студентками, но без оных. Ни одной хорошенькой я не углядела, хотя и старалась. Что-то тут было не в порядке, обычно симпатичных теток на любой улице пруд пруди, и просто не знаешь, куда от них деваться, чтобы глаза не мозолили. А то посмотришь на иную, и такая зависть берет, что просто не знаешь, как живой остаться. Но здесь мне мучительная смерть от лютой зависти явно не грозила, видимо, монастырский воздух оказывает какое-то негативное влияние на женщин; а всего вероятнее – отсутствие косметики. Придя к такому выводу, я грустно вздохнула, так как вспомнила, что моя собственная косметика осталась дома, а стало быть, нечего на нее и рассчитывать.
– Никого знакомого не видишь? – с тревогой осведомилась Инка.
Я в это время глазела на подъехавший джип, из которого выгружали бесчисленные коробки, удочки, чемоданы и саквояжи, так что высматривать знакомых времени у меня не было. Я ломала голову: кому может понадобиться тащиться в монастырь с собственным телевизором, музыкальным центром, целым гардеробом и вдобавок с велосипедом? Ведь всеми этими вещами можно прекрасно пользоваться где-нибудь в доме отдыха, брать их там напрокат и не обременять себя транспортировкой. Когда следом за вещами показались их владельцы, все сразу стало ясно.
– Иностранцы! – облегченно вздохнула я и направилась к катеру.
Где-то на середине пирса нас догнал отец Серафим, у которого от ужаса временно даже глаза перестали смотреть в разные стороны. Каким-то чудом он их сфокусировал на нас и с возмущением прошептал:
– Вы забыли взять благословение у отца настоятеля!
Так как благословение выглядело своеобразным рукопожатием, во время которого полагалось сделать вид, что целуешь руку священника, но ни в коем случае на самом деле ее не целовать (кому приятно, когда целый день руку мусолят), то мы и в самом деле упустили эту мелочь из виду. Отец-настоятель оказался симпатичным округлым дядечкой с черной бородой и веселыми карими глазами. Руки он нам не подал,
