долго был одинок. Слишком долго ни с кем не общался. Да, слишком долго...
Он осторожно потянулся ко мне, будто хотел дотронуться до моей щеки, но распятие его не пускало. Я инстинктивно отпрянула и стала пятиться, пока не уперлась спиной в стену. Он надвигался. Его рука застыла в нескольких дюймах от моего лица. Влад делал странные движения, будто ласкал меня на расстоянии. С необычайной нежностью он медленно опускал руку, и, подчиняясь его воле, воздух гладил мою щеку, подбородок, шею.
Мое отвращение куда-то исчезло, а следом пропало и беспокойство за Аркадия. Я позабыла обо всем, завороженная блеском темно-зеленых глаз. Да простит мне Господь, но в то мгновение я испытывала чувственное возбуждение, и переживания Жужанны перестали быть для меня просто фразами из дневника. Сейчас я могла бы погрузиться в такое же безграничное наслаждение, достаточно лишь сорвать с шеи распятие и прямо здесь, в сумраке коридора, притянуть Влада к себе и почувствовать, как его зубы прокусывают мою кожу...
Я схватила распятие и крепко прижала золотой крест к горлу. Наверное, от резкого движения ребенок в моем чреве шевельнулся. Чары Влада мгновенно рассеялись, и я с еще большим, нежели прежде, отвращением крикнула:
– Я этого не допущу! Умру, но не допущу!
Он зловеще ухмыльнулся и приготовился что-то сказать, но я опередила его. У меня не было ни капли страха перед ним – только ненависть. Ненависть к нему и любовь к мужу и ребенку.
– Я ни за что здесь не останусь, – срывающимся голосом проговорила я. – И Аркадию не позволю быть игрушкой в ваших руках. У вас есть власть над ним. Но власти надо мной у вас нет!
– Не надо быть такой самоуверенной, моя прекрасная Мери, – ответил Влад.
Впрочем, мне только показалось, что ответил, ибо его губы не двигались. Он опустил руку, но сам не отступил, а, наоборот, угрожающе подался вперед, и его зеленые глаза заполнили собой все вокруг. Со зловещей, отвратительной ухмылкой (впервые эту ухмылку я увидела во время поманы) он прошептал:
– Тогда, моя дорогая, ради собственной жизни и жизни твоего драгоценного ребенка советую остерегаться
Он ушел. А я осталась стоять на ватных ногах, тяжело привалившись к стене. Из спальни слышались громкие, надрывные рыдания Аркадия.
Муж заявил, что всю ночь проведет возле тела сестры. Сегодня это не страшно. По словам Дуни, пока Жужанну не похоронят, она не воскреснет (если это слово применимо к вампирам). Чтобы не усугублять горе Аркадия, я попросила слуг оставить его одного. Они еще успеют приготовить тело Жужанны к погребению.
Мы с Дуней расположились на ночлег в небольшой комнате, которая раньше служила детской. Вокруг окон мы развесили гирлянды чеснока. Разве я могла остаться одна в спальне, где разбито стекло? У меня есть слабая надежда, что в этой комнатке он меня не найдет. Я принесла сюда подушку, одеяло, а также дневник и чернильницу с пером. Как хорошо, что Дуня рядом со мной.
Ночь обострила мои страхи. Но в одном мне стало значительно легче: теперь я уверена, что крестьянские легенды о стригое и договоре с ним – сущая правда. Жуткая, ужасающая правда, но я хотя бы знаю, с каким злом мне суждено сражаться. Оно кажется всепоглощающим, однако оно не может быть сильнее моей любви к мужу и ребенку.
Смерть Жужанны – лишь временная победа Влада. Но нас ему не одолеть. Мы обязательно вырвемся отсюда.
Глава 10
ДНЕВНИК МЕРИ УИНДЕМ ЦЕПЕШ
Аркадий совсем обезумел. Он забыл про пищу и сон и ни на шаг не отходит от своей сестры, хотя сегодня мы ее уже похоронили.
Жужанна умерла позавчера вечером. Всю ночь Аркадий провел рядом с ее телом. Я не пыталась увести его, поскольку Дуня заверила меня, что опасность ему не грозит. Наверное, решила я, в Трансильвании принято, чтобы ближайшие родственники проводили ночь рядом с умершим. Такую же скорбную вахту Аркадий нес и у тела своего отца, скончавшегося за несколько часов до нашего приезда.
Но и после ночного бдения Аркадий не захотел расстаться с сестрой. Эту новость мне сообщила Дуня, вернувшись в детскую. Он наблюдал, как служанки омывают тело Жужанны. Затем покойную положили в гроб и перенесли в парадную гостиную. Аркадий пошел вместе с ними и остался там. Это обстоятельство тревожит Дуню, поскольку уже сделаны все необходимые приготовления, чтобы после погребения спасти Жужанну от превращения в стригоицу.
После разговора с горничной я пошла в гостиную, но дверь оказалась заперта изнутри на задвижку. Аркадий сделал вид, будто не узнал моего голоса Он даже не подошел к двери, а крикнул издали, пригрозив, что пустит в ход револьвер, если его не оставят в покое. Обескураженная, я побрела обратно в детскую. Хотя я и не получила религиозного воспитания, мне вдруг захотелось помолиться на иконку святого Георгия[32], которую Дуня сюда принесла. Тревоги и волнения последних дней предельно истощили мои силы, и я забылась тяжелым сном.
Где-то ближе к вечеру меня разбудил шум и крики, доносившиеся из глубины дома. Позже я узнала, что Аркадий, угрожая револьвером, выгнал плакальщиц, нанятых Владом для совершения традиционного ритуала. Мое волнение передалось ребенку, он начал стучать ножками в живот. Снова заснуть мне уже не удалось, как не удалось и просто отдохнуть.
Солнце село, но Аркадий по-прежнему оставался возле тела Жужанны. Вечер пробудил во мне все страхи, донимавшие меня в последние дни. Я чувствовала: надо что-то делать, и как можно быстрее. Я представила своего мужа, сидящего в темноте возле гроба с телом его неумершей сестры... и содрогнулась. Еще раз мысленно воззвав к помощи святого Георгия, я встала и пошла к мужу, надеясь уговорить его прекратить это бдение и вместе со мной вернуться в детскую, где он будет в безопасности.
Полная решимости, я громко постучала в дверь гостиной. Ответом мне был хриплый крик:
– Убирайтесь прочь!
