– Аркадий, это я.
Я намеревалась вовлечь мужа в разговор, воззвать к его разуму. Мне казалось, это выведет его из оцепенения и он в конце концов откроет дверь. Но его голос, изменившийся от горя, больно ударил по моим до предела натянутым нервам. Я медленно привалилась к двери и заплакала от безысходности.
Язык меня не слушался, я могла только плакать. В гостиной было тихо, потом послышались глухие шаги. Скрипнул отодвигаемый засов. Дверь отворилась. На пороге стоял мой муж, сжимая в руке револьвер. За его спиной начинался сумрачный мир, едва освещенный тусклыми точечками свечей.
При виде Аркадия у меня сжалось сердце. Небритый, в измятой одежде, с темными кругами под глазами. За то время, что мы не виделись, на его правом виске появилась седая прядь. 'А Влад с каждым днем молодеет', – подумалось мне.
– Мери, ты? – удивленно спросил Аркадий.
При звуке его голоса, звучавшего по-детски беспомощно, я снова расплакалась. Аркадий опустил револьвер. Глаза его распухли и покраснели от слез, а ведь именно они всегда придавали его облику какое-то особое обаяние. Светло-карие, с заметным зеленоватым отливом и, словно для пущей выразительности, обведенные темно-коричневой каймой, они, подобно глазам его 'дяди' и сестры, притягивают к себе.
Сейчас взгляд этих прекрасных, выразительных глаз был совсем потерянным и отчаявшемся, как у мальчишки, заблудившегося в бескрайнем лесу. Аркадий посмотрел на меня, прищурился, будто пытался вспоминать, знакома ли я ему и можно ли мне доверять.
– Да, дорогой, это я, твоя Мери, – тихо сказала я и сделала шаг к двери.
Аркадий напрягся, но револьвера не поднял. Я застыла в ожидании. Рука с оружием опустилась еще ниже, теперь дуло глядело в пол. Однако его пальцы все так же крепко сжимали рукоятку.
Затем он повернулся и пошел назад, туда, где в самом центре гостиной стоял открытый гроб. Я последовала за ним. Лампы не были зажжены, и углы громадного помещения тонули в темноте. Свечи горели лишь в напольном канделябре – высоком, почти вровень с моим лицом.
Двадцать зажженных свечей посылали Жужанне свой золотистый свет, делая покойную похожей на изваяние, олицетворяющее красоту и совершенство. Мне подумалось, что живой женщине не достичь такой безупречности линий и пропорций тела. Я никогда не представляла, что мертвый человек может быть настолько прекрасен, и инстинктивно прикрыла рот, боясь случайного возгласа. Приглядевшись, я поняла, что дело здесь не только в теплом сиянии свечей. Тело Жужанны излучало внутренний свет, и ее кожа приобрела такой же фосфоресцирующий блеск, как и кожа Влада (еще тогда, во время поманы, я поразилась этой его особенности). Я продолжала смотреть и обратила внимание на бледные серебристо- голубоватые вспышки, пробегавшие по телу Жужанны.
Внешний облик покойницы обладал такой необычайной притягательностью, что я буквально заставила себя перевести взгляд на Аркадия. Муж снова опустился на стул возле гроба. Как и я, он зачарованно глядел на Жужанну, правильнее сказать, целиком ушел в ее созерцание. Я позвала его по имени: сначала тихо, потом громче. Он не слышал, находясь в состоянии транса.
Тогда я наклонилась и взяла Аркадия за руку. Он встрепенулся, револьвер, с которым он не расставался, угрожающе блеснул. Похоже, муж забыл, что сам же привел меня сюда. Я попятилась назад. Страх в его глазах стал гаснуть. Аркадий вновь меня узнал.
– Аркадий, – тихо произнесла я.
Черты его лица немного смягчились. Это придало мне смелости, и я коснулась его плеча. Входя в гостиную, я совсем не знала, о чем стану говорить. Я лишь понимала: мы оба дошли до крайнего отчаяния. Я произнесла слова, подсказанные мне сердцем:
– Аркадий, я понимаю, сколь велико твое горе. Но ты – мой муж, и мне необходима твоя помощь.
Мои слова пробили завесу отчаяния, окутавшую разум Аркадия, и он меня услышал. Положив револьвер рядом с собой на мягкое сиденье стула, муж поднял глаза. Я чувствовала, какие яростные усилия он прикладывал, чтобы вырваться из внутренней тьмы. Но главное – прежний Аркадий, которого я знала и любила, возвращался, и мне стало легче.
– Дорогой, пойдем спать, – прошептала я. – Пойдем ляжем. Нам обоим нужно отдохнуть.
Аркадий обхватил пальцами свои недавно поседевшие виски и покачал головой. Его голос дрожал от страдания и душевной боли. Мне стало страшно за его рассудок.
– Не могу... я не смею ее оставить...
– Тебе нечего бояться, – успокоила его я. – Попросим кого-нибудь из слуг.
– Нет!
Он резко повернулся ко мне (как змея, готовая ужалить!).
– Слугам я больше не верю!
Аркадий перешел на шепот, словно боясь, что слуги нас подслушивают. Глаза его лихорадочно вспыхнули.
– Когда умер отец, я им еще верил... Но потом... Видела бы ты, что они сделали с его телом...
Аркадий вздрогнул и опять покачал головой.
– Нет. Я не оставлю никого из них рядом с Жужей.
– Ты говорил мне, что видел в замке страшные вещи, – напомнила я мужу, стараясь говорить ровным, твердым голосом. – А я видела страшные вещи здесь, в нашем доме. Здесь стало небезопасно, поэтому мне нужна твоя помощь. И не только мне... Твоему ребенку тоже.
Я положила руку Аркадия себе на живот, чтобы он ощутил, каким беспокойным стал наш малыш. У мужа потеплело лицо, мне показалось, что он сейчас заплачет. Но вместо этого Аркадий встал и крепко обнял меня.
Мне пришлось ловить ртом воздух, но это объятие меня очень тронуло. По моим щекам потекли горячие
