слезы. Я тоже вцепилась в Аркадия, боясь его отпустить. Мне казалось: стоит только разжать руки, как наша маленькая семья навсегда распадется.
– Я так напуган, – прошептал он мне на ухо.
Плача, мы прижались друг к другу мокрыми щеками, и я не знала, где мои слезы, а где – Аркадия. Это были наши общие слезы.
– Мне страшно даже подумать, что с тобой или малышом может случиться беда.
– А я боюсь за тебя, – всхлипнула я. – После всего, что тебе пришлось пережить, ты стал буквально сам не свой от горя. Помнишь, мы решили перебраться в Вену? Надо уезжать отсюда, и немедленно, пока зло не загородило нам дорогу.
– Да, – рассеянно произнес Аркадий. – Мы должны уехать.
Я почувствовала, как его тело вновь напряглось, и увидела перекошенный рот.
– Но я не могу оставить ее. Сейчас нельзя уезжать.
Я тоже напряглась и высвободилась из его объятий, хотя мы продолжали держать друг друга за талию. Я решила осторожно подвести Аркадия к правде о том, кем в действительности является Влад.
– Аркадий, ты заметил, насколько прекрасна Жужанна?
Он вздохнул, разжал руки и вновь взглянул на сестру, скорбно кивнув головой.
– Да... Да, она удивительно прекрасна...
Аркадий кашлянул, пытаясь подавить подступившие к горлу рыдания.
Я встала рядом с ним и обняла его за плечо.
– Жужанна сейчас прекраснее, чем была при жизни. Но разве ты забыл, что, когда мы приехали, твоя сестра выглядела совсем по-другому? У нее была искривленная спина и усохшая хромая нога.
Аркадий поднял голову вверх, где на высоком потолке плясали тени. Мне показалось, что ему мучительно не хочется вспоминать и он боится сравнить образ той, привычной ему Жужанны с красавицей, лежащей в гробу. У Аркадия даже участилось дыхание, он... страшился согласиться с выводами, которые напрашивались сами собой.
– Я ничего не забыл, – горестно вздохнув, признался он.
Я кивнула в сторону покойницы.
– Посмотри на нее, Аркадий. Приглядись! Разве так выглядят покойники через сутки после смерти? Жужанна еще похорошела. Она даже подросла, а ее спина стала совсем прямой. А теперь посмотри на ее ноги!
Аркадий нехотя взглянул на очертания стройных, совершенной формы ног сестры, проступавших под платьем.
– Усохшей ноги нет и в помине, – продолжала я. – Но в чем причина всех этих чудес?
Он схватился за лоб.
– Безумие! Вот причина! Безумие заставило меня несколько раз видеть Стефана, а потом и волков, проявивших ко мне непонятное милосердие. Безумие убеждало меня, будто дядя с каждым днем становится моложе. Ужаснее всего, что я заразил этим безумием и тебя, Мери, самого дорогого и любимого человека...
Его голос дрогнул.
– Мне невыносимо видеть, что ты по моей вине тоже стала безумной.
Боже, в какие ловушки загонял себя мой муж, не желая признать страшную правду! Горе горем, но подыгрывать ему я не собиралась. Ласково, но твердо я сказала мужу:
– Аркадий, я нахожусь в здравом уме. Я по-прежнему все та же Мери, которую ты знал. И я говорю тебе: ты вовсе не безумен. То, что ты видел, совершенно реально. Нынешняя красота Жужанны объясняется единственной причиной: твоя сестра стала стригоицей, одной из неумерших. – Я перевела дух и продолжала: – А вспомни, как выглядел Влад, когда он вчера явился в ее спальню. Седина в его волосах почти исчезла. Он помолодел лет на тридцать. Как ты это объяснишь?
Взгляд Аркадия упал на золотой нательный крестик, который я по небрежности не убрала под платье, когда шла сюда. Глаза мужа превратились в щелочки. Посмотрев на меня, он в ужасе прошептал:
– Боже, ты никак поддалась крестьянским суевериям? Ты стала такой же жертвой диких заблуждений, как и эти темные, невежественные люди? Теперь мне понятно, зачем ты пришла! Ты хотела под благовидным предлогом выманить меня отсюда: дескать, ты устал, пора спать. А сама только и думала, как бы помочь им надругаться над телом моей дорогой сестры! С меня достаточно того, что они надругались над телом отца!
Его лицо перекосилось, Аркадий смотрел на меня, как на предательницу. Пальцами левой руки я так крепко сжала распятие, что оно больно впилось мне в ладонь. Я была готова кричать от ужаса. Неужели мой муж настолько подвластен воле вампира, что навсегда потерян для меня? Неужели кровь, текущая в его жилах и жилах нашего ребенка, окончательно и бесповоротно привязала нас к этому чудовищу?
Я подумала о кровных узах, которые невозможно оборвать. Неужели мой ребенок обречен повторить судьбу своих несчастных предков?
Я молча воззвала к святому Георгию, умоляя его взмахнуть огненным мечом и навсегда перерубить эти проклятые кровные узы.
Мое отчаяние странным образом подействовало на Аркадия. Он издал какой-то клокочущий звук. Его гнев мгновенно рассеялся. Мужа шатало. Тихим, полным отчаяния голосом, он спросил:
– Тебе хоть понятно, на что ты намекаешь, называя все эти суеверия правдивыми?
