– Слухайте, мэнши, я первый раз в жизни взял в руки трахтомет, и мне не терпится пустить его в бизнес, – вполне миролюбивым тоном сообщил Канищефф рабочим.
Как ни странно, слова его возымели действие – рабочие повернулись спинами к направленным на них автоматным стволам.
Канищефф весело подмигнул Вениамину – знай, мол, наших! – и коротко скомандовав:
– За мной! – побежал вдоль забора.
– Эй, нам не в ту сторону! – окликнул его Вениамин.
– Ты меня учить будешь, Ральфович? – на бегу бросил через плечо Канищефф. – Не отставай!
Вениамин с Фредриксоном переглянулись, одновременно пожали плечами и побежали следом за чистильщиком. Чудаковатый был у них проводник, но ведь не законченный же идиот – должен понимать, однако, чем все закончится, если их схватят.
– Спасибо тебе, брат! – раздался у них за спиной радостный крик бармена из «Бивиса и Батхеда».
– А за брата ответишь, – на бегу пообещал Фредриксону Вениамин.
ИскИн промолчал – не самое подходящее время для того, чтобы искать оправдания.
Канищефф бежал на удивление резво, как будто всю жизнь только и готовился к тому, чтобы однажды победить на олимпийской дистанции. Вениамин догнал его, только когда чистильщик неожиданно резко сбавил темп.
Впереди был забетонированный ров, шириной метров в тридцать и глубиной в десять.
Хитро глянув на Вениамина, Канищефф прыгнул вниз. Ловкости его могла бы позавидовать шилохская псевдомакака. В полете чистильщик ухватился за поручень вбитой в стену металлической лестницы и, не касаясь ступеней ногами, съехал вниз. Тем же путем, только менее проворно, спустились в ров и Вениамин с Фредриксоном.
Ров был завален ржавеющими обломками каких-то автоматов, сломанными стульями, столами без ножек, разбитыми светильниками, помятыми баллонами, изодранными пачками газет и прочим хламом, место которому было на свалке.
– У Канищеффа все пути ведут в канализацию, – недовольно буркнул Вениамин.
– Это не канализация, – обиделся Жан-Мари. – Это ров.
– Что еще за ров?
– Просто ров. В него мусор сваливают.
– Ров для мусора?
– Может, и не для мусора, – чистильщик задумчиво посмотрел по сторонам. – Хто его знает, для чего этот ров сделали?
– То есть вырыли ров, забетонировали его, а потом забыли, зачем он был нужен, и стали просто мусор в него сваливать? – уточнил на всякий случай Вениамин.
– Ну, хай! – кивнул Канищефф. – А шо такого?
– Нет, ничего, – улыбнулся Вениамин.
В самом деле, глупо было удивляться чему бы то ни было, когда находишься на Веритасе.
– И что же, мы будем здесь прятаться?
Жан-Мари посмотрел на Вениамина, как на умалишенного.
– К флаеру твоему пойдем, Ральфович.
– Пойдем? – Вениамин в недоумении посмотрел на мусорные завалы.
– Не дрейфь, Ральфович! – чистильщик вскинул к небу руку с зажатым в ней автоматом. – С Канищеффым не пропадешь!
Вениамин едва успел подумать о том, что Жану-Мари пошел бы краповый берет, лихо сдвинутый на ухо, а чистильщик уже исчез, нырнув в едва приметную щель между старым холодильным агрегатом и двухколесным велосипедом, зацепившимся рулем за длинный металлопластиковый рельс.
– Не отставай! – Вениамин подтолкнул вперед Фредриксона, понимая, что без провожатого им из этой мусорной западни не выбраться.
Где пригнув голову, а где и вовсе на четвереньках пробирались они среди залежей всевозможнейшего хлама, не один год копившегося на дне рва, вырытого неизвестно кем и непонятно для какой цели. Вениамин даже не пытался как-то систематизировать всю эту рухлядь, он следил лишь за тем, чтобы не потерять из виду спину Фредриксона, следовавшего по пути, прокладываемому Канищеффым. Ход, по которому они пробирались, петлял, как лисья нора. Порой Вениамину казалось, что они сделали круг и двигаются в обратном направлении. Но чистильщик, похоже, точно знал, куда идет.
Неожиданно Фредриксон остановился.
– Что? – спросил, упершись ладонями в спину ИскИна, Вениамин.
Впереди послышались грохот и лязг, перемежающиеся невнятным бормотанием чистильщика, очень смахивающим на ругань.
– Жан-Мари пытается пробить дорогу наверх, – сообщил Фредриксон.
– Здорово, – буркнул себе под нос Обвалов.
К сказанному он готов был добавить еще что-нибудь, уже во всеуслышание, но его опередил радостный крик чистильщика:
