Тот покраснел и ничего не ответил. Ему было сильно не по себе в этой женской комнате, полной цветов, книг и каких-то чисто женских мелочей в которых он был вынужден копаться. Он делал это с видимой неохотой, у него пылали щеки, и он уже раз или два получил от своего начальника замечания. Зато начальник, плотный, выпирающий из своего пиджака весельчак, чувствовал себя совершенно в своей тарелке. На руках у него был ордер на арест всех «крикунов» Вернея. Префект поручил именно ему произвести операцию, потому что он зарекомендовал себя ловким и умелым работником в подобных делах. Впрочем, найти предлог для ареста не представляло никакой трудности.
Первое, на что устремилось внимание чиновника префектуры, когда он вошел в комнату Марселины, был портрет Александра Берто.
— Это кто? Чья фотография? — спросил он, бесцеремонно протягивая руку к портрету.
Наверное, многие из тех, кто в эту минуту затаил дыхание за дверями комнаты Матери, ожидали, что последует обычный ответ: «Друг, казненный фашистами». И вдруг бледные губы разлепились, блеснули глаза, и Марселина твердо сказала:
— Это мой покойный муж, командир отряда франтиреров Александр Берто.
Младший чиновник покраснел еще гуще, но старший невозмутимо сказал:
— Знаю. Слышал.
— Прошу вас, не снимайте со стены этот портрет, — промолвила Марселина.
— Напротив, я обязан его забрать, — отвечал чиновник, запихивая фотографию в свой портфель, куда он складывал наиболее важные, по его мнению, «вещественные доказательства». — По моим весьма, впрочем, точным сведениям, Александр Берто был коммунистом и участвовал в испанских событиях.
— Разве быть коммунистом преступление? — устремила на него внимательный взгляд Марселина.
— Гм… Это зависит, видите ли, от точки зрения… — тонко улыбнулся чиновник. — Некоторые считают это величайшим своим достоинством. — Он фамильярно нагнулся к Марселине: — Я имел удовольствие прочесть ваше личное дело. Вы коммунистка, я знаю. Конечно, я ничуть не разделяю ваши убеждения, но я их уважаю. И если вы мне скажете…
— Делайте ваше дело, — прервала его Марселина. — Не стоит тратить на меня слова, мосье.
Он отошел, обозленный. Внезапно глаза его сверкнули. Он выхватил выглядывающую из-под пресс- папье какую-то бумажку.
— А это что? План! — Он жадно разглядывал бумажку. — Это план, я вас спрашиваю?
Марселина чуть повела бровями.
— Если хотите, план.
— Ага, так. Очень хорошо. — Чиновник был явно возбужден. — Можете сказать, что это за план?
— Это один из наших старших мальчиков набросал план соседней долины, — спокойно промолвила Марселина.
— Вероятно, по вашему поручению? Хорошо, очень хорошо! Не можете ли сказать, для чего вам понадобился этот план?
— Не мне… — начала было Марселина.
Чиновник перебил ее:
— Я понимаю, он был нужен вашей организации. Отлично! Больше вопросов пока не имею! — И он аккуратнейшим образом сложил план, нарисованный Корасоном в Турьей долине, и спрятал его, но уже не в портфель, а в собственный бумажник.
— Я протестую против таких заключений, — сказала Марселина. — Я буду писать прокурору.
— Это ваше право, — чиновник пожал плечами. — Только вряд ли это что-нибудь изменит.
Он продолжал рыться в ящиках, но уже не так рьяно: вероятно, был вполне удовлетворен тем, что нашел.
— Попрошу вас, когда пойдете в другие помещения, не будить маленьких, — попросила Марселина. — Дети только недавно заснули.
Чиновник глянул на нее: нет, не притворяется; в самом деле спокойна, деловита, распорядительна. На минуту ему почудилось, что они поменялись ролями: она была хозяйкой положения.
— Идет, — он кивнул, все еще искоса наблюдая за ней. На своем веку этот полицейский служака повидал немало разных мужчин и женщин в момент их ареста. Но никогда еще не приходилось ему встречать такое самообладание, такую гордую, непринужденную осанку. Пока рылись в ее комнатке, Марселина Берто неторопливо собирала кое-какие вещи: плащ, зубную щетку, гребень, немного белья. Еще никто не говорил, что ее уведут, но она уже знала это.
Все взрослые, Рамо, Лолота, даже старуха Видаль, сидели у себя: им было запрещено выходить из своих комнат и «общаться» с Марселиной Берто.
— А вы кто такой? — совершенно натурально спросил чиновник появившегося на шум Хомера.
Чиновнику было отлично известно, кто этот американец, живущий с группой школьников в Гнезде. Префект раз десять напоминал ему, что среди этих школьников находится сын американского майора. Представитель префектуры хорошо понимал свою задачу.
— Американские граждане? Разумеется, вас я не имею права лишать свободы передвижения. Однако я посоветовал бы вам и вашим питомцам некоторое время не выходить за пределы вашего помещения. Мы должны закончить здесь кое-какие дела.
Хомеру не нужно было повторять дважды. Едва заслышав шум моторов и топот многих ног в коридоре, он юркнул в свою комнату и проворно захлопнул дверь. Его движения показывали необыкновенную для всей его грузной фигуры нервозность. Казалось, он и радуется чему-то и отчаянно чего-то боится.
Школьники, которые от скуки собирались ложиться, вскочили с постелей.
— Что там такое? Кто приехал?
— Полиция, — равнодушным голосом провозгласил со своего места Юджин. — Автомобили, полицейские.
— Полиция? — Тэд и Дэв тревожно переглянулись. — Что это значит? — Оба она направились к двери.
— Не выходить! Никуда отсюда не выходить! По местам! — неожиданно визгливым голосом закричал Хомер. Он был как в лихорадке: то хватался за ручку двери, то начинал расхаживать по узенькой дорожке между кроватями.
Ухмыляющийся Фэйни подскочил к нему, шепнул что-то на ухо.
— Да, да, но почему не подождать, чтобы мы отсюда уехали? — досадливой скороговоркой отвечал Хомер. — А сейчас, кто знает, какие еще могут выйти неприятности? Говорил я, не надо ездить в этот проклятый городишко! — и он что-то забормотал себе под нос, яростно и беспокойно.
Рой, сидевший на кровати и молча наблюдавший за ним, вдруг встал и решительно направился к выходу.
— Куда? — устремился к нему Хомер.
— Я сейчас, — небрежно сказал Рой и вышел, бросив холодный взгляд на учителя.
Тэд и Дэв пошептались и тоже быстро пошли к двери.
— Мы сейчас, — в один голос сказали они, когда Хомер попытался заступить им дорогу.
— Хотите попасть в полицию, голубчики? Пожалуйста! Во всяком случае, я не стану вас выручать! — закричал вслед им Хомер и захлопнул дверь так, что она затрещала.
В коридоре школьники тотчас же увидели грачей: молчаливые, дрожащие от волнения, полуодетые (приход полиции застал их, когда младшие уже спали, а средние и старшие собирались ко сну), толпились они у комнаты Матери. Двое полицейских стояли у дверей этой комнаты. Дети жадно ловили всякий шорох, всякий звук, исходящий оттуда. Голоса… Вот что-то упало на пол… Вот что-то сказала Мать…
Почти вплотную к полицейским стояла Витамин, обхватав обеими руками беленькую Сюзанну. На Сюзанне смешно топорщилась пижамная курточка, надетая впопыхах задом наперед. Ни сама Сюзанна, ни Витамин не замечали этого. Светлые волосы Витамин опустились на самые глаза, тоненькая шея словно надломилась. Сюзанна дрожала с головы до ног. Обе, не отрываясь, смотрели на дверь комнаты Матери.
— Слушайте, слушайте, кажется, это голос Матери, — прошептала Сюзанна.
— Надеюсь, с детьми вы позволите мне попрощаться и дать им кое-какие указания? — спросила Марселина. — Ведь я руковожу всей этой школой.
