тебе, Гюстав, не уцелеть…» Ведь он, Рамо, был бойцом в Испании, был другом Берто. У него в каморке, так же как и у Марселины, все было перевернуто: книги валялись на полу, из ящиков вываливались карандаши, бритвенные кисточки, рубашки.
Рамо стоял на пороге комнаты Марселины, озираясь и все-таки ничего не видя перед собой. Когда-то давно, в годы войны, его судьба сплелась с судьбой Марселины, и с тех пор он не мыслил своей жизни без нее. Он переступил порог и машинально подобрал с полу какой-то лоскуток. Шитье. Белая блузка. Блузка Марселины. Он укололся о невынутую иголку и только тогда немного опомнился.
— Кто из вас видел Мать? Сказала она что-нибудь перед уходом, или ей не позволили? — обратился он к грачам и в тот же миг представил себе хрупкую женскую фигуру, окруженную полицейскими. Марселина — в тюрьме, а он — на свободе! По его темному лицу прошла судорога.
Кто-то тронул его за руку.
— Мы все ее видели, и она всем просила передать привет, — Витамин боязливо заглянула в лицо Рамо. — Ей не давали говорить, но она все-таки сказала. Она сказала, чтоб мы продолжали без нее делать все, как при ней. Она сказала это вот так. — Витамин постаралась в точности повторить интонацию Матери. — Потом она спросила меня, поняла ли я ее… Она спроси… Она… Она…
И вдруг Витамин — чуткая, храбрая, верная Витамин — не выдержала и припала к груди Рамо.
— Ее… там… будут… мучить… — сквозь рыдания выговорила она.
Рамо прижал ее к себе, начал нежно-нежно гладить острые прыгающие плечики.
— Нет, они не посмеют! Народ им не позволит. Не плачь, Витамин. Вспомни, Мать учила всех вас твердости.
Витамин ткнулась головой в куртку Рамо.
— О-о, даже белье, детское бельишко и то им понадобилось повытряхивать с полок. А оно только- только стиранное.
Старуха Видаль, косматая, сердитая и при этом расстроенная донельзя, на минуту выглянула из чулана и опять спряталась, чтобы кряхтя собрать с пола рубашонки и штанишки грачей.
— Мать еще что-то сказала перед уходом Ксавье, только я не слыхала что, — шепнула Витамин, чуть повертывая лицо: она так стыдилась своих слез!
Тореадор отыскал глазами Ксавье. Мальчик все еще стоял на том же месте у лестницы. Голова его была опущена.
— Ксавье, что тебе сказала Мать перед уходом? — спросил Рамо. — Только постарайся вспомнить точно. Это может быть важно для всех, — добавил он.
Ксавье пошевелился, но не поднял головы, не подошел к Рамо.
— Мать сказала… Мать сказала, чтоб я попросил Витамин починить и выстирать мою рубашку… — выговорил он с трудом.
И вдруг эти простые, будничные слова как будто сразу сняли тяжесть со всех сердец. Все вдруг заулыбались удивленно и умиленно. Вот ведь какая Мать! В такую минуту обратить внимание на рубашку мальчика, позаботиться даже о такой мелочи! Ах, какая Мать! Ничего не боится, думает только о других!
А в это умиленное, восторженное настроение уже врывался невыносимым, режущим звуком чужой требовательный голос. Хомер, красный, накаленный вылез из своей «резиденции» и наступал на Тореадора. За ним кучкой теснились его питомцы. У одних был расстроенный, угнетенный вид, другие поглядывали с откровенным любопытством: «Ну-ка, что еще здесь произойдет?»
А Хомер… От его джентльменства, от его приторной вежливости не осталось и следа. Стоило ли сейчас стесняться!
— Мы намерены, сэр, сейчас же уехать в город! Я не остаюсь здесь больше ни минуты. Что это такое, позвольте вас спросить? Среди ночи полиция, обыски, аресты! Это, по-вашему, называется школой!
Настоящий страх охватил Хомера. Бежать, бежать отсюда как можно скорей в спокойный, тихий уголок — вот чего он хотел сейчас для себя. Он уже не мечтал о военной карьере, не мечтал о том, чтобы остаться в Европе. Бежать, бежать!..
— Подумать только — полиция является в школу! — продолжал он донимать Рамо. — Нет, сэр, у нас в Штатах вы этого не увидите! В нашей школе вы полиции не встретите.
— А как же, сэр, разве вы забыли, к нам в школу тоже приходила полиция, — выступил вдруг вперед Лори Миллс. — Полицейский инспектор и еще двое с ним. Помните, сэр, когда у нас брали отпечатки пальцев, чтобы изловить нас, если мы вдруг станем преступниками? Припоминаете, сэр?
Лори лез вперед и заглядывал Хомеру в лицо. Изо всех сил старался он услужить своему наставнику и руководителю. Но в награду получил такой яростный взгляд, а Фэйни так больно ущипнул его за руку, что Лори мигом стушевался.
— Пожалуйста, — сказал Рамо холодно. — Вы свободны располагать собою. Мы вас не задерживаем. Уезжайте, если хотите.
— Позвольте, вы должны дать нам транспорт, — заявил Хомер. — Надеюсь, вы не думаете, что я с моими мальчиками пойду ночью бродить по этим проклятым горам! Я уже убедился, что здесь за народ!
Юджин, стоявший подле, подал голос.
— Нельзя идти. Темно. Дороги не видно, — вымолвил он.
— Вы видите, мальчик нервничает, мальчик боится! — воскликнул Хомер. — Это сын майора Гарденера. Майор поручил его мне, и я отвечаю за его безопасность. Я не могу дольше оставлять его в подобном месте. Сюда, наверное, недаром явилась полиция. И, конечно, не без причин арестована ваша так называемая начальница, — прибавил он ядовито.
— Как вы смеете! — Ксавье, белый как бумага, подскочил к Хомеру. — Не смейте так говорить о Матери!
Рамо сделал ему предостерегающий знак.
— Спокойно, Ксавье, спокойно.
— Да у вас тут все такие! — вскипел Хомер. — Вы только посмотрите на этого парня! Он готов на нас наброситься! Немедленно отвезите нас в город. Повторяю, я ни минуты не желаю здесь оставаться.
Рамо сказал сквозь зубы:
— Сейчас это невозможно. Наша единственная машина вернется только завтра. Поверьте, мы были бы очень рады…
— Избавиться от нас? — подхватил Хомер. — Понимаю, понимаю, сэр. Еще бы! Вам сейчас лучше обойтись без посторонних свидетелей. Когда будет машина? В котором часу? — спросил он уже деловым тоном.
Рой, переминавшийся с ноги на ногу позади Хомера, насторожил уши.
— Точно сказать невозможно. Она возвращается с перевалов. Вероятно, будет утром, — отвечал Рамо, все такой же невозмутимый.
Рой дернул своего ментора за рукав.
— К чему пороть такую горячку ночью? — шепнул он ему. — Поедем завтра утром, какая разница!
Однако Хомер никак не хотел угомониться. Взяв с собой Фэйни и Лори, он спустился во двор к воротам: не удастся ли остановить попутную машину и уехать в город сейчас?
У ворот было темно, хоть глаз выколи, в горах не слышалось даже и отдаленного шума мотора. В это время года, когда виноград еще не созрел, машин на шоссе почти не было.
Кляня на чем свет стоит Гнездо, проклятые горы, проклятый городишко и ту минуту, когда они вздумали сюда ехать, Хомер и оба школьника возвратились в дом.
Рамо отдавал какие-то распоряжения грачам, а Рой, не замечая ничего и никого на свете, сидел на лестнице.
— Вы ждали нас, Мэйсон? — спросил Хомер.
— Нет… Да… — пробормотал Рой. — Так не нашли, не поймали машины? — спросил он.
— Нет, черт бы их всех побрал!
Краска прихлынула к щекам Роя: значит, остались до завтра. А завтра с машиной вернется Клар, Клэр Дамьен, и он снова увидит ее…
— А теперь спать, все спать! Нам еще понадобятся наши силы, — донесся до него голос Рамо.
Рой блаженно потянулся. Да, да, спать. А завтра…
