оружие апачей, когда они уходили на боевые учения.
—А с микрофонами лучше справится Черный Фармацевт.
- Какой Черный Фармацевт, слушай? Это Тимоша. Улугбек смутился.
- Все так зовут, и я.
—Ладно,— Ашот Свисток рассеянно махнул рукой.— Значит, не будешь?
Красный Лис попытался улыбнуться: рад работать с вами, но без микрофонов... Лучше просто приносить известия о планах апачей...
Разыскав Ашота Шамана, Красный Лис рассказал ему все.
—Вах, что ты себе позволяешь, дорогой?— пародируя своего тезку, засмеялся Ашот Шаман.— Суметь побить врага его же оружием, честное слово,— большое достоинство, клянусь, да!
Красный Лис не ободрился. Его что-то угнетало в начинавшейся большой игре с гуронами.
- Действуй, вождь! Я тебя поддержу во всем!
- А апачи шпионили?..— спросил он и подумал, что сам же направлял своих следить за физруком. Но то можно было назвать разведкой. К будущей же деятельности другого слова не подберешь, не отвертишься от «шпиона».
- Шпионили ли апачи!.. Вот черт!—Ашот Шаман смахнул с верстака стружки, сел рядом с Красным Лисом. Они были одни в мастерской.— Убил ты меня своим благородством, вождь!
- Что мне делать?
- Наплевать!— сказал Ашот Шаман.— Не погань свою душу и увидишь, как ей станет легко.
И правда, когда он это сказал, Красный Лис почувствовал, как с души свалился тяжелый камень. И ему даже захотелось пойти к садовнику Монахову, потому что с недавних пор его мучило, что он как-то виноват в болезни старика. Может, зря он так думал, но мысль не отвязывалась.
Позвав с собой Олега и выпросив на кухне несколько крупных яблок, они пошли.
В углу сырой и душной комнаты садовника мокла известка в ведрах, на полу валялись веник, лопата, стояли грязные кастрюли. Сам Монахов тихо лежал в кровати под одеялом. Грош за столом меланхолично жевал корку и не то читал, не то дремал над открытой книгой.
Перешагивая длинными ногами, Гречко подошел к окну и с трудом вытолкнул разбухшие створки.
- Весь воздух выдышал, горшок с ручкой,— сказал он Грошу.— И продукты небось сожрал подчистую.
- Закрой,— слабым голосом попросил Монахов. —Мне сквозняков не надо.
- Проветрится, закрою.
За пазухой Гречко шевельнулся котенок.
—Там кто у тебя?
Олег достал котенка. Монахов протянул к нему руки. Котенок свернулся на его груди и замурлыкал.
—Мордуся!— ревниво позвал Гречко.
Котенок и ухом не повел на голос, подвинулся ближе к лицу Монахова и лизнул его в щеку. Олег отвернулся.
- Я ему, пожалуй, нравлюсь,— сказал Монахов и засмеялся, словно булькнул.
- Пойдем выйдем,— позвал Олег Гроша и на крыльце сказал ему:—Объедаешь старика?! Крыса проклятая! А ну бегом к кастелянше за чистой постелью, а потом на кухню за обедом! И если увижу, как суешь пальцы в его миску, прибью!
Улугбек выставил из комнаты все лишнее за дверь и послал Олега за водой. Они помыли пол. Перечистили посуду. Выколотили старый половичок.
В комнате посветлело. Стол от чистых, желтых яб' лок покрасивел, как от хороших цветов.
—Маруся!— Монахов неправильно услышал имя котенка. Тот покусывал старику пальцы, Монахову это нравилось...— Давайте, кормите садовника яблоками. Как там индейцы живут?
—Вашими молитвами, — сказал Олег, поглядывая на котенка.
Монахов дотянулся до стола, повертел блистающее, словно лакированное, яблоко в мелких красных брызгах и со вздохом отложил.
—Кем только в жизни ни работал, а зубным техником не пришлось. А то бы вставил себе. Дергать дергал, а вставлять... нет.
Улугбек посмотрел на садовника, и сердце его дрогнуло и сжалось: Монахов очень одинокий, старый человек. Наверное, он долго ждал, искал в жизни свое счастье. А может, оно было у Монахова? Говорили, что он был красным конником, ходил с Котовским на беляков. «Вихри враждебные, взвейтесь...»
- Вы Котовского помните?
- Нет,— помолчав, сказал Монахов.— Если честно, нет. Я уже потом пришел, когда с его именем бригада в бой ходила...
— А для чего вы придумали эту глупость с петухами?
Улугбек, уловив в вопросе Олега враждебность, попросил его выйти с ним на крыльцо.
- Олег, не трогай Монахова.
- Кто его трогает, кому он нужен.
- Мне. Я тебя прошу, оставь ему котенка.
- С какой стати?
- Они нужны друг другу.
- Мы с ним тоже нужны друг другу!— Гречко плюнул на только что вымытое крылечко.— У всех золотые души за чужой счет, все хотят розы нюхать! Мне одному— верблюжья колючка!..
- Если ты не понимаешь по-человечески, то это мой приказ!— сказал Красный Лис.
Гречко повернулся и пошел прочь.
- Разве есть в этом мире благодарность?.. — Он думал о котенке, которого в этот момент Монахов гладил по мягкой шерстке, приговаривая:
- Маруся! Маруся!
- Насчет петухов чья разведка сработала, апачская?— спросил он Улугбека, и тот скромно кивнул, в душе, однако, благодарный старику за его вопрос.—
- Сам не знаю, с чего нашла такая блажь. Дай думаю, подшучу. Стар, наверное, становлюсь, раз ничего лучше не придумал. Дай, думаю, петухов подпушу...
Он хотел засмеяться и снова только булькнул. Закрыл глаза.
— Я пойду, дедушка,— негромко сказал Улугбек и вышел.
Дорогой он встретил Гроша, несущего полную кастрюлю. Они враждебно посмотрели друг на друга. Никогда не бывать им в одном племени — знали оба.
- Зачем они приходили?— спросил Грош у Монахова.— Два самых опасных человека в апачах.
- Да ну!— воскликнул Монахов.— А я не заметил опасности.
Улугбек, не заходя в отряд, пошел вокруг лагеря. Он думал, и не хотел, чтобы ему мешали.
Как он, Улугбек, жил до сих пор, что хорошего сделал? Как жил... Суетился, словно котенок, поймавший первую в жизни мышь. Поймал и тут же упустил. Мышь уже сидит в норе, грызет сухарь и рассказывает соседям о его глупости, а котенок мяукает и в поисках ее тычется во все чашки. И потом, забыв о мыши, гоняется за собственным хвостом.
Вот и он гоняется...
Он машинально срывал поблекшие голубые колокольчики, росшие у тропинки. Посмотрел на них — цветы, наверное, устали жить под белым раскаленным солнцем. По утрам, когда еще нет жары и слепящего света, они распахивают любопытные глазки. А днем закрывают, днем они не живут, сохраняют жизнь. Цветам нужно солнце, но нужны и дожди.
А что нужно людям? Альке, Монахову, Ашоту Свистку... Что? Альке, наверное, чтобы вождь был не глупый. Монахову — чтобы уважали его старость. А Ашоту Свистку? Посрамить апачей? Неужели так просто?
А что нужно ему самому? Только ли победы апачей над лживыми, подлыми гуронами?
Он не знал. И беспощадно сказал себе: прежде чем судить других, узнай, кто ты сам.
Ночью его что-то разбудило. Он сел. Он мог поклясться, что слышал голос, зовущий его.
