откладывая гитару. — Братство! Все, с этого часа мы больше не племя апачей. Все освобождаются от клятвы хранить тайны племени.
- Кто не апач, пусть! — Улугбек проглотил ком. — Мы... род Красного Лиса останется апачами.
Столб вырыли. Вожди подняли его на плечи. С двух сторон молчаливой процессии шли колонны. Укутанный столб положили в мастерской Ашота Шамана. Здесь же оставили оружие.
И вышли из мастерской — мальчики.
Улугбек в темноте наткнулся на плачущего Альку. Младший Гречко виновато взглянул на вождя.
- Ничего, поплачь. С каждым бывает.
- Полчаса жду. Откуда у человека столько слез? — спросил Олег, сидящий рядом. — Посадить тебя на берегу Аральского моря — наревешь полное. У нас есть Великий Манито, Великий советник и ты, Великий ревун.
- У нас уже ничего нет!— Алька всхлипнул.— Это как будто племя умерло!
- Тебе зря дали перья: ты не стал умнее, а стал могильщиком.
- Мне перья дали за дело, не за так. У меня два, понятно? А у тебя одно.
- Зато мое перо за поимку физрука, а твои два зз траливали.
- Вы за грудки возьмитесь, — посоветовал Улугбек. — Ты, Олег, отбери перья, а ты, Алька, укуси его в живот. Вы ведь уже не апачи, а вольные граждане.
- Муторно! — хмуро пожаловался Олег.—Подраться бы с кем?
- Еще есть дела. Мы должны принять в апачи одного человека.
- Кто такой?
- Тимка в шестом отряде.
У всех наверное, было чувство, что простились слишком быстро и сухо. Посидеть бы вечером у костра, поговорить по-человечески. Мальчики слонялись по лагерю с ощущением потерянности. Доходили до сада, видели там темь, пустоту и поворачивали назад.
Кто-то первый разжег костер. И на его свет потянулись, выныривая из темноты, как из холодной воды к спасительному берегу.
Сидели и молчали.
—Ночной самолет идет, — сказал бывший вождь Зоркий Глаз, увидя повод сказать что-то. — Вырасту, вот такие самолеты буду водить.
- Давай, мы пассажирами полетим. Снова замолчали.
- А у меня хлеб не получился, — сказал один.
- Как это?
—Я же должен был вырастить, помните? А не получилось.
- А ведь забыли о нем. С любопытством стали расспрашивать — как же он выращивал, что не вырастил?
- Вы думаете, это легко?! — обиделся тот. — Попробуйте!
- Отгадайте загадку: какое самое прославленное племя из пяти букв?
- Загадай гуронам, может, они не знают.
- А ты, если такой умный, помалкивай, не тебе загадал.
—Почему не мне! На каждый язык по два уха.
Засмеялись.
В темноте зашелестели шаги, и освещенное пространство, след в след за Красным Лисом, пересекли двенадцать индейцев. У идущего последним не было ни вампума, ни перьев над головой — ничего, кроме горящего взляда.
Цепочка индейцев обошла костер и остановилась. Красный Лис видел десятки лиц, освещенных пламенем костра.
Индейцев, которые боролись.
Индейцев, которые страдали.
Индейцев, которые играли, веселились.
Неиндейцев.
«Мы сами выбираем свои дороги!»—кто ему сказал, или где он прочитал? Не кончаются дороги. Конец одной — начало другой. Может, еще более длинной и тяжелой.
—Братья, я прошу вас, встаньте!
У костра поднялись, переглядываясь: что опять придумал неугомонный Красный Лис?
—Вот на этом месте стоял священный тотем апачей! — сказал Красный Лис Тимке. — Смотри в эту сторону и повторяй за мной!.
И сказал Красный Лис, бывший одно время вождем вождей:
—Первый закон племени апачей: «Держи мускулы твердыми, глаза ясными, а сердце чутким, и ты всегда
победишь подлого врага!».
В полдень возникнет в поле или у дороги маленький смерч, подхватит сухие травинки, пыль и, бросив растерянный, потревоженный мусор, незаметно удерет. Но уже видно, что осень бок о бок с августом. Тлеет земля под кустами роз. Скоро дожди зальют эти нежаркие пожары, лепестки поплывут по канавам.
Улугбек шел по лагерю, осматриваясь. Был тихий час, пусто.
Палатка в саду исчезла. Но стояли тем же полукругом остроконечные вигвамы. Раз, два, три..., а где двенадцатый?
Он сел на камень, поворошил палочкой пепел в кострище. Вон там он сидел на советах вождей...
Услышав шорох за спиной, он обернулся и увидел незнакомого человека в вельветовых брюках и белой рубашке.
— Это ты?— подойдя близко, буднично сказал Ашот Шаман.— А то смотрю, штатская фигура болтается, где ей не положено.— Вы меня не узнали, а я вас.
Ашот Шаман опустился рядом.
—Вот так живем, сад караулим. Ну, а ты как? В тех местах, где стоят высокие белые вигвамы?
— У меня все нормально,— сказал Улугбек.— Есть маленькое племя, девять человек. А что в лагере?
Ашот Шаман скупо рассказал лагерные новости. Маломёда начальник не взял. Ашот Свисток в третью смену не работает. И часть ребят не приехала. Пожалуй, лучших ребят. Каратэ он уже никого не обучает: «Подрались, недоумки, на танцах».
- Клея нет, понимаешь? Неприклеенные ходят ребятишки.
- Я думал, вы тайно создали племя.
- «Не поджигай прерии, ибо сгоришь сам!—назидательно сказал Ашот Шаман.— «Будем отдыхать от апачей!» «Слава богу, в третью нет апачей!» И потом, знаешь, толковый вождь нужен, чтобы руководить. Я могу только помогать. Ты уехал!..
Укора в его словах не чувствовалось. Просто факт — уехал.
Что-то все время отвлекало его взгляд, он не мог понять, что. Взгляд блуждал по саду, по вигвамам, повернутым в их сторону разрисованными полотнищами. Орлы, гепарды, бизоны... И буквы! Откуда они взялись! На каждом полотнище по две буквы. «ИЩ ИВ МО ЕМ ДО ME СЕ БЕ ПО ДА РО»
Двенадцатого вигвама не хватает.
Ашот Шаман вскоре ушел.
В шезлонге у дома физрука сидел грузный мужчина. Новый физрук? Улугбек поздоровался с ним, спросил:
—У вас в доме что-то есть для Красного Лиса?
- Верно,— сказал мужчина,— но просили передать, если ты полностью произнесешь...
