Они провозились часа три, когда все закончилось, никаких крыс не было и в помине, на улице было тихо и пустынно. Эсперадор все-таки умер, потому и звонили, как он сразу не сообразил.
В знак траура уличная торговля была запрещена. Уставший Робер немного постоял у открытых ворот – молчаливая Калья Меркана казалась таким же мо?роком, как и заполненная уходящими грызунами. Надо же, крысья матерь!.. Хоть одна сказка оказалась правдой, и на том спасибо. Жаль, он не видел, ну да не гнаться ж за тварями. Теперь чашу пунша и спать. До вечера!
Вернуться Робер решил черным ходом и по дороге чуть не наступил на кота, караулившего лежащий на боку сапог, видимо, принадлежавший кому-то из слуг. Здоровенный рыжак злобно зыркнул на человека и исчез. Сам не зная почему, Эпинэ поднял сапог и хорошенько тряханул. К ногам талигойца свалился окровавленный крысенок, видимо, отставший от своих, побывавший в кошачьих лапах и как-то вырвавшийся. Самым умным было его добить, но добивать кого бы то ни было Иноходец не умел. Робер оглянулся – кот исчез, людей тоже не было видно. Талигоец вслух обозвал себя придурком и осторожно поднял жалкий серо-красный комочек.
1
Требуя оседлать Баловника, Ричард боялся, что его не станут слушать, но конюх, как ни в чем не бывало, исполнил приказ, а привратник открыл ворота. Оруженосец Первого маршала и впрямь мог делать все, что заблагорассудится. Дик непонятно зачем сказал, что едет в город и вернется к вечеру, слуга невозмутимо наклонил голову, и юноша, покинув особняк Ворона, поехал в сторону Огородного предместья.
Баловник с опаской косился на прохожих, Оллария надорскому жеребцу не нравилась, и Дик был с ним совершенно согласен. Юноша жалел, что взял молодого и диковатого Баловника, а не более спокойного Руфуса, на котором можно было ездить без опаски. Столица и для Ричарда, и для его коня была слишком шумной. Шумной и равнодушной, король оказался жалким и отвратительным, эр – насмешливым и злым, но королева…
Эр Август не зря говорил, что век рыцарей прошел… В прежние времена Люди Чести были б счастливы умереть за Катарину Ариго, а теперь она одна среди врагов и ничтожеств. Даже он, Ричард Окделл, и тот носит черное и синее. И все равно Ее Величество сказала, что верит в него. Вернее, она сказала не совсем то, и вообще ее слова были обращены к Рокэ…
Ричард еще в Лаик узнал, что Первый маршал – любовник королевы, но тогда юноша еще не видел Катарину. Неужели это правда? Не может быть, это неправильно, несправедливо, мерзко! Добро не может принадлежать Злу, а Свет – Тьме. Как женщина из дома Ариго могла сойтись с потомком погубившего Талигойю предателя, подавившего поднятое Людьми Чести восстание, в котором были замешаны и близкие родичи Ариго, не говоря уж об их сюзеренах?![100]
Юноша понимал, что его эр красив, силен и удачлив, но ведь есть в этой жизни более важные вещи. Ричард отказывался верить слухам. Катарину оклеветали, как оклеветали его самого, объявив Сузой-Музой! Но ведь он, сын Эгмонта Окделла, убитого Рокэ Алвой, принес присягу его убийце. Катарину, как и его, тоже могли застать врасплох, но это не любовь! Не любовь! Королева не казалась счастливой при виде Рокэ Алвы, она даже подарку не обрадовалась. Ее Величество боится маршала. Маршала и Дорака. Заложница на троне…
Ричард старательно гнал от себя видение, но воображение раз за разом рисовало Первого маршала, застегивающего на шее Катарины тонкую золотую цепочку. На самом деле этого не было – королева надела подарок сама, но это из-за этикета. Рокэ потрясающе красив, и королева его любит. Она его любит, а он подарил ей камень, который стоит дороже надорского замка со всеми его обитателями. Дик понял, что совсем запутался, и помочь ему мог только кансилльер. Переговорить с эром Августом во дворце не получилось – Штанцлер уединился с королем, даже не кивнув Дику, а маршал недвусмысленно объяснил оруженосцу, что тот свободен. Пришлось уйти.
Лишь выбравшись из дворца, Ричард понял, что идти ему некуда – знакомых и друзей в столице у Повелителя Скал не оказалось. Кроме Наля. Но где живет кузен, Дик не знал. Пришлось вернуться в особняк Алвы. Ричард всю ночь простоял у окна, поджидая своего эра, но тот не пришел. Ричарду то казалось, что он знает, где ночует Рокэ, то он убеждал себя, что в день рождения Ее Величество не останется одна, и маршал или играет в карты, или пьет с другими вельможами. К утру в голове у юноши осталась одна- единственная мысль – найти эра Августа и спросить. Он мог думать лишь о королеве. Печальная юная женщина в роскошном тяжелом платье неотступно стояла перед мысленным взором Дикона. Жизнерадостный утренний город со всеми его торговцами, служанками, диким виноградом на стенах, пестрыми вывесками, дворцами и церквями не мог отвлечь юношу от короткой вчерашней встречи
Как ни странно, жилище кансилльера Ричард нашел сразу. Трехэтажный приземистый дом живо напоминал самого Августа – надежный, неброский и вместе с тем внушительный. Привратник долго рассматривал молодого дворянина на высоком короткохвостом коне, а потом сказал, что господина Штанцлера нет дома. Ричард вздохнул и медленно поехал вдоль серой каменной стены, не представляя, что делать дальше – ждать в каком-нибудь трактире или вернуться в особняк Алвы. Назвать это место своим домом было невозможно.
– Молодой господин! Постойте… Молодой господин! – Дик оглянулся. Его догонял слуга в серо-зеленой ливрее.
– Что такое?
– Молодой господин, вас просят вернуться.
Дик, уже ничего не понимая, повернул назад. Давешний привратник встретил его потерянным взглядом, но калитку распахнул, передав гостя с рук на руки конюху и лакею. Первый принялся успокаивать раздраженного Баловника, второй препроводил юношу в мрачноватую комнату, живо напоминавшую залы Надора. Кансилльер не нуждался в показной роскоши.
– Рад тебя видеть, мой мальчик!
– Эр Август… Вы дома?!
– Для всех меня нет, но не для тебя… Я случайно увидел тебя через окно и послал слугу. Ты поступил неосторожно, явившись сюда… Я же предупреждал…
– Но… Мне очень нужно с вами поговорить… А во дворце не получилось.
