– Ну и что? Зато ты – герцог Окделл, а он – всего лишь Колиньяр. «Навозники», как бы ни задирали нос, в глубине души завидуют истинным дворянам, пусть те трижды бедны и в опале. Мало того, Эстебан тебя ненавидит из-за маршала. Он в Лаик был первым, он спит и видит стать таким же, как Алва, а тот берет Ричарда Окделла! От Эстебана можно ждать любых каверз… Самое малое – это вызов, и ты сам говорил, что он сильнее, значит, ты не должен драться ни в коем случае!
– Но дуэль – дело чести, – пробормотал Ричард.
– Чести, но не глупости, а сын Эгмонта не должен выглядеть глупо. Сын Эгмонта не должен проигрывать. Сын Эгмонта должен выжить и отомстить. Поэтому тебе лучше не встречаться с теми, кто может навязать тебе дуэль. Пока.
– Навязать?
– Ты же не выдержишь, если начнут оскорблять твоего отца или… Или королеву.
Дик вздохнул. Если «навозник» посмеет сказать хоть слово об Эгмонте Окделле или Катарине Ариго, он и впрямь не удержится.
– Ты не любишь лгать и отвечаешь за свои слова. Это хорошо, хоть и опасно. Обещай мне никуда не ходить без Реджинальда и тех, с кем он тебя познакомит, избегать ссор с «навозниками» и держаться от своего эра как можно дальше. Последнее нетрудно. Рокэ быстро забывает о своих игрушках. Ему нет дела ни до кого, кроме собственной персоны.
Это было правдой, эр разговаривал со своим оруженосцем всего дважды – первый раз, когда перевязал ему руку, и второй, когда они ездили во дворец.
– Эр Август, а почему…
– Почему он вообще тебя взял?
– Да.
– Почему Рокэ Алва что-то делает, не знает даже сам Рокэ Алва. Маршал давно ходит по грани безумия. Скорее всего, он решил развлечься. Или отомстить.
– Развлечься? Эр Август, когда мы были на приеме, к нам пристал такой толстый маркиз…
– Маркиз Фарнэби, маркус Фарнэби.
– Наверное… Они говорили с Рокэ… Я понял, что Ворон меня взял назло Дораку.
– И это тоже. Если б Алве Создатель приказал одно, а Чужой – другое, он придумал бы что-то третье, оскорбительное для обоих. Но в безумии Алвы есть свой принцип – он всегда делает то, чего никто не ждет, но что бьет по всем. Взяв тебя, он выставил Людей Чести трусами, показал Дораку, что тот ему не указ, и отплатил Ариго за его, скажем прямо, глупость. Я предупреждал Ги…
– А что сделал граф Ариго?
– Купил у охотников из Мон-Нуар живого ворона, держит у себя в клетке и учит говорить. Разумеется, Алва об этом донесли. Все ждали, что он через родичей-морисков добудет себе леопарда[101] и станет водить на сворке, но Алва предпочел взять на сворку сына Эгмонта Окделла, лучшего друга Ги.
– Я не знал…
– Ты и не должен был знать. Виноват я. Я должен был, как это сделал фок Варзов, – прилюдно попросить Лучших Людей отпустить Ричарда Окделла домой. К больной матери.
– Но матушка здорова.
– Иногда приходится лгать, Дикон. Не хочу кривить душой, даже не будь у меня оруженосца, после слов Дорака на Совете, я б тебя не взял. Открыто идти против кардинала НАМ, Людям Чести, сейчас нельзя… Ладно, что сделано, то сделано, надо думать, как жить дальше.
2
Все астрологи в каком-то смысле безумны, но то, что спятил именно тот, к которому ходили Альдо Ракан и Робер Эпинэ, кардиналу Талига очень не нравилось. Что такого раскопал какой-то там Домециус в гороскопах давным-давно мертвых людей? Или причина его сумасшествия кроется в другом? Совпадение? Испуг? Порча?
Ученые мужи который век спорят о том, что может и чего не может магия. Теоретически доказано, что возможны заклятия и ритуалы, при помощи которых реально убивать, сводить с ума, внушать любовь и ненависть. Фома Гайифский обосновывает возможность создания разрушающих наведенные чары амулетов и амулетов, позволяющих превращаться в зверей, птиц и даже неодушевленные предметы. Фаустус Борн пишет трактат за трактатом о том, что волшба осуществима лишь в некоторых, исполненных особенных свойств местах. Нафанаилская школа стоит на том, что каждый человек может обнаружить сродство одному из направлений магии и при этом никогда не овладеет остальными. С ними спорят маги Дриксен, утверждающие, что волшба – прерогатива избранных. Впрочем, сходясь в главном, дриксенцы ломают копья и промеж собой – одни стоят на том, что способности к колдовству могут быть лишь наследственными, другие считают, что все определяет расположение звезд в момент первого крика, а третьи полагают равно обязательными оба условия.
Немало сторонников имела и легенда о «памяти крови», пробудив которую якобы можно узнать о событиях, свидетелем которых был предок ныне живущего. Про попытки тем или иным способом узнать будущее и говорить нечего – каждый второй магический фолиант путано и витиевато рассказывал то о пророческих снах и видениях, то о считывании грядущих событий по картам, расплавленному воску, полету птиц, вечерним облакам.
Рассуждения магов были умны, многословны и укладывались в стройные схемы, но Сильвестр не мог припомнить, чтобы кто-то хоть когда-нибудь добился реальных результатов. Легенды и предания были полны любовных напитков, пронзенных булавками восковых фигурок и зачарованных колец, но в жизни колдуны оказывались обычными жуликами. Считалось доказанным, что магией владеют гоганы и мориски, но и те и другие не спешили пускать в ход волшбу: первые добивались своего золотом, вторые – булатом.
Выходит, агарисский звездочет сошел с ума потому, что ему так захотелось? Прознатчик доносит, что ничего подозрительного в доме и в окрестностях не наблюдалось, просто человек взял и вообразил себя крысой. Крысой, на которую идет охота.
