Удо отравили?! В доме Окделла? Ноги подогнулись, и Ричард, ничего не соображая, плюхнулся на королевский стул.
– Вот-вот, – махнул рукой Альдо, – только и остается, что упасть…
Дик смотрел перед собой, но ничего не видел, вернее, видел осеннюю Эпинэ, дождь, мчащегося рядом Удо, его крик: «Держись, Окделл! За мной!» Они врубились в грязные шеренги, все смешалось, потом из холодного месива вновь вынырнул Удо. Он искал Дика, и это было спасением…
– Убийца, кто бы он ни был, боялся признаний Борна. – Ровный голос сюзерена прервал воспоми нания. – Бедняга так и не сказал, как докатился до измены. Чем больше я думаю, тем больше склоняюсь к мысли, что Удо пошел против нас не своей волей.
Конечно! Борн не мог продать, но его могли запутать, обмануть, запугать, наконец. Не смертью, нет, есть вещи пострашнее, но великодушие Альдо могло развязать Удо язык. Наверняка бы развязало, и Сузу- Музу заставили замолчать.
– Ваше Величество, – твердо сказал Ричард, – Удо Борн умер под моей крышей, и я обязан его похоронить.
– И похоронишь, – столь же твердо ответил сюзерен. – Представишь, что его разорвало ядром, и похоронишь. Дикон, никто не должен знать, что случилось с Удо. Это наш шанс схватить убийцу за руку. Мерзавец наверняка примется расспрашивать, в том числе и тебя, так что будь настороже. Суза-Муза, нападение на Робера, убийство Борна – звенья одной цепи. Поймаем отравителя, распутаем весь клубок.
– Конечно, – рука сама собой сжалась на цепи Найери, – конечно, Альдо. Мы его найдем.
– Ты уже начал игру, – рука сюзерена легла на плечо вассала, – нам остается только продолжать… Джереми придется расчленить тело, поверь, другого выхода нет. Я мог бы тебе приказать, но хочу, чтоб ты понял: иначе нельзя. Мы не можем терпеть во дворце отравителя.
– Во дворце? – задохнулся Ричард. – Во дворце!
– Другого ответа нет. – Альдо присел на краешек стола, глядя в расписной потолок. – У тебя Борн ничего не ел, с тобой все в порядке. Значит, его отравили здесь. Убийца понял, что другой возможности не будет, и всыпал отраву в алатское пойло. Хорошо, его было мало, мне не хватило.
– Ты же не стал пить с Борном, – пролепетал юноша, – и Мевену запретил.
– С Борном не стал, – король по-прежнему глядел куда-то вдаль, – но с Матильдой, когда вы ушли, выпил бы, если б осталось. А так мы просто болтали, вернее, ссорились, а потом она уснула. Прямо в кресле. Как это ни смешно, ее опять спасла дайта. У меня в голове крутились щенки, я вспомнил про Мупу и про то, что сказал лекарь о сонном камне. Этот яд усыпляет, Дикон. Просто усыпляет. Дашь человеку выспаться, и с ним ничего не будет, но если разбудить… Хотя чего тебе рассказывать, ты видел.
– Значит, ты понял… что это яд?
– Тогда нет. Матильда не молоденькая, встала рано, пила эту свою дрянь… Она могла просто уснуть, но пуганая ворона куста боится. Я запер дверь и помчался за Дугласом, но он уже уехал. Я вернулся к Матильде, запретил камеристкам к ней лезть, пока не позовет, и потащился на прием. Мне было не очень-то весело, Дикон, особенно когда я думал о тебе.
– Ты думал, меня тоже отравят?
– Нет. – Сюзерен подошел к часам и потянул гири. – Я и представить не мог, что ты потащишь Борна к себе. По моим расчетам, вы должны были подъезжать к Мерции. Я послал вдогонку гимнета, он вернулся ни с чем. Потом явился Дуглас, с ним было все в порядке, к утру я уверил себя, что шарахнулся от тени…
Сюзерен мог умереть. И Темплтон, и Матильда, и Мевен. Дикон облизал пересохшие губы:
– Я прикажу Джереми разрубить тело. – Святой Алан, какие страшные слова, но иначе нельзя. Эта война не знает ни милосердия, ни благородства.
– Что ж, решили, и хватит об этом. – Альдо топнул ногой, словно стряхивая с сапога налипшую грязь. – Сегодня последний день Излома, проводим его по-человечески. И… Дикон, четвертую чашу мы с тобой поднимем в память Борна. Он так долго был нашим другом, а врагом – всего несколько дней…
Глава 8
Хербсте, Ракана (б. Оллария)
400 год К. С. Ночь с 5-го на 6-й день Зимних Скал
1
Небо затянули тучи – низкие, тяжелые, полные снега, только на западе в мохнатой облачной шкуре зияла прожженная солнцем дыра. Юго-восточный ветерок пересыпал снежную пыль, над дальними тополями кружило невесть откуда взявшееся воронье.
– Мы должны смотреть, как солнце уходит в землю до половины. – Командор Райнштайнер говорил о предстоящем ритуале, как об арьергардном сражении. – Потом мы возьмем снег, по которому прошла кошка, и пойдем в дом зажигать огонь. Свечи должны загореться во время заката. Они будут долго гореть, и в это время нельзя говорить и покидать свое место. Если ты еще не сделал все необходимое для долгого ожидания, я советую сделать это незамедлительно. Времени осталось мало.
– Я готов, – откликнулся Жермон, глядя на розоватый вечерний снег.
– Хорошо, – кивнул бергер, вытаскивая из-за пазухи беспородную пятнистую кошку, приблудившуюся к кашеварам арьергарда. – Я вынужден просить прощения у бедной малышки, но придется ей сделать лапы и хвост мокрыми и холодными.
Киска протестующе замяукала, широко раскрывая розовый рот, но барон Райнштайнер был не из тех, кто считается с чужим мнением.
– Оставь свой след первой на этом снегу, – велел бергер извивавшейся кошке и решительно швырнул ее в сугроб. Мелькнули черно-белые пятна, раздался жалобный мяв.
– Это было необходимо, – объяснил бергер то ли графу Ариго, то ли своей жертве, с воплями
