— Надо бы приехать по крайней мере за час до ужина.
— А в котором часу ужинает король?
— В шесть часов.
— Значит, нам остается три четверти часа.
Карета, запряженная четверкой, стояла перед крыльцом.
— Смогут ли ваши лошади доехать за три четверти часа? — спросил Сен-Жермен.
— Вряд ли, и это чрезвычайно досадно.
— Сядьте в мою карету и велите вашей четверке ехать за моей парой, и если они смогут не отстать до Шарантона, я объявлю их лучшими лошадьми на свете.
— Как быстро ваши лошади смогут доехать до Шуази?
— Меньше чем за три четверти часа.
— Невозможно!
— Попробуем.
Министр сделал утвердительный жест, граф позвал своего лакея, который тотчас велел карете подъехать. Министр и граф сели.
— В Шуази, как можно скорее! — приказал Сен-Жермен.
Он еще не закончил, как дверца уже захлопнулась, и карета рванулась с места. За несколько минут карета далеко опередила четверку министра.
— Неужели ваши лошади будут так скакать до Шуази? — спросил министр.
— Не замедляя бег ни на минуту, — ответил Сен-Жермен.
Когда карета проезжала по набережной Орн, раздалось пение петуха. Сен-Жермен, рука которого лежала на окне левой дверцы, разжал пальцы, и на мостовую упала свернутая бумажка. Мальчик, смотревший на проезжающую карету, наклонился и поднял эту бумажку.
V. ПЕСНЯ
В маленькой Розовой гостиной собрались восемь самых хорошеньких женщин версальского двора. Став в круг и взявшись за руки, они пели: «Мы не будем больше ходить в лес, лавры срезаны, вот этот прекрасный господин пойдет и поднимет их».
Мадемуазель де Шароле, мадам де Бранка, де Гебриан, де Жевр, де Марше, д’Эстрад, де Вильмен и, наконец, маркиза де Помпадур играли в детскую игру, которую изобрела новая фаворитка короля. Людовик XV, стоявший вне круга, ждал, когда, по правилам игры, откроется проход. В ту минуту, когда мадемуазель де Шароле выпустила руку своей соседки мадам де Бранка, король медленно подошел и вступил в круг, замкнувшийся за ним. Танец, на минуту прерванный, возобновился, и дамы опять принялись петь: «Посмотрите, как танцуют, прыгайте, танцуйте! Поцелуйте ту, которую хотите, поцелуйте!»
Только король двинулся с места, круг распался, и все бросились врассыпную, но Людовик XV успел схватить одну из дам. Семь оставшихся тотчас окружили Людовика XV и его пленницу. Король, по-прежнему держа молодую женщину за талию, запел с победоносным видом: «Я слышу, как гремит барабан, любовь зовет меня».
Танцующие подхватили хором: «А теперь, а теперь, красавица, целуй твоего возлюбленного».
Король пел: «В этот день, в этот день я отдаю тебе мою любовь!»
Он поцеловал пленницу, которая, по правилам игры, возвратила ему поцелуй, чтобы получить свободу, а дамы продолжали: «Мы не пойдем больше в лес…» — и все начиналось сначала.
— Здравствуйте! — произнес король, выходя из круга, не оставляя руки маркизы де Помпадур, а другой рукой посылая дружеский привет входившему человеку. Это был человек лет пятидесяти, высокого роста и гордого, величественного, воинственного вида. В блеске его глаз, в его движениях, в его позе чувствовалась привычка повелевать. Это был Мориц, граф Саксонский, незаконный сын Августа, короля польского, и Авроры Кенигсмарк, которого Людовик XV в 1743 году произвел во французские маршалы и назначил командующим нидерландской армией.
— Милостивая государыня! — сказал король. — Если вы не хотите больше в лес, потому что лавры срезаны, вам надо взыскать за это с маршала, который имеет привычку нагружать ими военные повозки и опять собирается начать новую жатву.
— На этот раз, государь, я буду собирать лавры под вашим руководством, — ответил маршал.
— Надеюсь, вы в добром здравии?
— К несчастью, нет, государь. Я очень болен, и мне нужен отдых, но ваши враги ждать не станут, а моя кровь принадлежит вам. К тому же, я надеюсь, что лагерная жизнь, гром пушек и запах пороха вылечат меня. Смысл моего существования — война.
— Вы хотите сказать — слава, — уточнила маркиза де Помпадур.
— Вы слишком снисходительны.
— Я ваша поклонница, маршал, и очень давняя. Я интересовалась вами в то время, когда вы не могли еще знать о моем существовании.
— Как? — с удивлением спросил Мориц.
— Когда я была ребенком, я с радостью слушала истории о ваших подвигах. Я знаю наизусть эти истории, у меня хорошая память. Хотите доказательств?
— Да, да! — отозвался король.
— Я знаю, государь, что маршал, который тогда еще не был маршалом, потому что достиг только двенадцатилетнего возраста, убежал однажды ночью из дома своей матери на осаду Лилля, где сражался король, его отец. Это было в 1708 году. Правда?
— Правда! — ответил маршал.
— Я знаю еще, что в четырнадцать лет вы сражались в Пруссии…
— Вы знаете мое прошлое лучше меня, — сказал Мориц, целуя руку маркизы де Помпадур, на которую король смотрел с нежностью.
— Я знаю все ваше прошлое, — продолжала фаворитка, — я знаю еще, что с пятью офицерами и двенадцатью лакеями вы выдержали в гостинице осаду восьмисот человек.
— Это было в Померании, в деревне Крахниц! — уточнил маршал. — Решительно, маркиза, вы заставляете меня гордиться собой, а так как начинается новая кампания, я приложу все силы, чтобы в вашей памяти добавились новые истории.
— Если так, — сказал Людовик XV, бывший, по-видимому, в восторге от слов маркизы де Помпадур, — вы будете сражаться не для меня, а для маркизы.
— И когда возвращусь, я не буду просить у вас никакой награды, а обращусь к маркизе.
— И на все, о чем вы меня попросите, маршал, я заранее соглашаюсь.
Маршал взял прелестную ручку, протянутую ему маркизой, и любезно поцеловал.
— Когда вы едете? — спросил король.
— Завтра утром, государь. Послезавтра я буду в лагере, а в следующую ночь сооружу траншеи перед Турне.
— Это будет в ночь с 30 апреля на 1 мая?
— Да, государь.
— А седьмого мая я приеду возглавить армию.
— Это будет прекрасный день для войска, государь.
— И скверный для врагов Франции, — с восторгом произнесла маркиза де Помпадур.
В эту минуту Бридж, один из конюших короля, вошел в гостиную и, приблизившись к Людовику XV, сказал:
— Государь, маркиз д’Аржансон приехал в замок.
— Один? — с живостью спросил король.
— Нет, государь, с ним какой-то господин.
— Кто?
— Маркиз не назвал мне его имени, он просил меня только доложить о его приезде вашему
