Но решение указанной проблемы осложнялось и дополнялось не только фактором психологического порядка. Здесь психологические моменты обретали масштабы огромной и чрезвычайно сложной проблемы. Трудности заключались не только в том, что нужно было преодолеть привязанность крестьянина к своему хозяйству. Проведение коллективизации осложнялось также общей технико-экономической отсталостью страны и сельского хозяйства в особенности, нехваткой колхозных кадров и отсутствием опыта по социалистическому переустройству деревни.
В своих многочисленных выступлениях по вопросам коллективизации Сталин стремился, основываясь на соображениях экономической логики, доказать не только необходимость, но и неизбежность перевода села на рельсы коллективного хозяйства. В частности, он говорил:
При всем даже самом либерально-демократическом отношении к проблеме классовой борьбы в деревне с высоты сегодняшнего дня сопротивление процессу коллективизации со стороны зажиточных слоев населения, в первую очередь кулаков, выглядит отнюдь не искусственно выдуманной проблемой. Эти слои сельского населения, несомненно, отдавали себе отчет, что речь идет об их существовании как реальной самостоятельной силы в стране. Поэтому ожесточенное сопротивление кулака политике коллективизации создало к концу 20-х годов огромные трудности в деле социалистического строительства, как оно мыслилось сталинским руководством.
К концу 1929 года соотношение классовых сил в деревне изменилось в пользу социализма. В ведущих зерновых районах в отношении середняка к колхозам произошел перелом, положивший начало глубочайшему революционному социально-экономическому перевороту в деревне. Деревенская беднота и среднее крестьянство в массовом порядке стали вступать в коллективные хозяйства. В октябре — декабре в колхозы вступило 2,4 миллиона крестьянских хозяйств. С укреплением социалистических форм на селе, с ростом снабжения колхозов сельскохозяйственной техникой усиливалось их воздействие на крестьянство, возрастал процент коллективизации.
Колхозы и совхозы дали стране более 2,1 миллиона тонн товарного хлеба, превысив кулацкое производство 1927 года. Они становились надежным источником получения государством хлеба и сырья. В зерновых районах в период хлебозаготовок 1928–1929 годов произошло серьезное размежевание классовых сил. Кулачество было изолировано, его влияние на середняцкие массы — подорвано. Подходил к завершению процесс формирования антикулацкого фронта, объединявшего бедняков, батраков и середняков[488]. Такова обобщенная официальная послесталинская оценка первого этапа коллективизации. Но она — и это надо признать, если стоять на почве объективности — была односторонней, явно приукрашивавшей реальную ситуацию той поры. В целях необходимой балансировки оценок и во имя выявления истины сошлемся на другую оценку, которая делает акцент не на успехах, а на проблемах, порожденных коллективизацией.
В документальном сборнике, посвященном сталинскому великому перелому в деревне, приводятся свидетельства того, что этот перелом натолкнулся на ожесточенное сопротивление достаточно широких слоев сельского населения. Сопротивление крестьян, которые поднимали восстания (по данным ОГПУ, уже в 1929 году в стране было зарегистрировано более 1300 случаев «массовых антисоветских выступлений»), сокращали посевы и резали скот, подтолкнуло сталинскую группу к еще более радикальным действиям. Под давлением из Москвы местные руководители в начале 1930 г. приступили к массовому насаждению колхозов. Уже на 1 марта в них числилось 56% крестьянских хозяйств, а в местностях, объявленных «районами сплошной коллективизации», в колхозы согнали почти всех крестьян. Массовые высылки, аресты и расстрелы обрушились не только на относительно зажиточную часть деревни, но и на тех крестьян, которые противились вступлению в колхозы. На форсированную коллективизацию крестьяне ответили новыми восстаниями, убийствами местных руководителей. В январе 1930 г. ОГПУ зарегистрировало по СССР 402 массовых выступления, в феврале — 1048, в марте — 6528. К концу февраля 1930 года вспыхивавшие в различных районах крестьянские антиколхозные выступления грозили превратиться в общее антисоветское восстание. Было забито 15 млн. голов крупного рогатого скота, треть поголовья свиней и свыше четверти поголовья овец. При этом вырисовывалась и еще более грозная опасность: срыв весеннего сева. Необходимо было принимать контрмеры, пока еще было не слишком поздно.
Антиколхозные выступления в марте 1930 года стали высшей точкой крестьянского движения против политики коллективизации. Затем они пошли на убыль, однако продолжались до конца 1930 года. Всего в 1930 году ОГПУ зафиксировало 13754 массовых выступления. Данные о количестве участников — почти 2,5 млн. человек — имелись по 10 тыс. восстаний. Таким образом, в общей сложности в 1930 году в массовых выступлениях в деревне принимали участие, видимо, более 3 млн. человек[489]. Приведенные данные взяты из комментариев к переписке Сталина с Кагановичем. Эти комментарии, хотя и ссылаются на документальные источники, выдержаны в заведомо антисталинском ключе и одна из целей их заключалась в том, чтобы в самом мрачном свете представить политику коллективизации. Читатель должен быть предупрежден об этом. Лично мне многие цифры, которыми либерально-демократические исследователи советского периода истории оперируют в качестве бесспорных, внушают, мягко говоря, глубокое сомнение. И дело заключается не в степени научной добросовестности того или иного автора, а в том, что изначально ставится и последовательно выполняется четкая задача — как можно более мрачными красками нарисовать картину сталинской эпохи. Отсюда с железной закономерностью вытекает все остальное — предвзятость, отсутствие объективности, целенаправленный подбор фактов и материалов, призванных подкрепить высказываемые этими авторами мысли и выносимые
