Переворот против Сталина был назначен на 1 мая 1937 г., главным образом из-за того, что первомайские парады позволяли осуществить значительные перемещения войск в Москву, не вызвав подозрения.
Если принять версию о военном заговоре, то в нее вполне логично вписываются предупредительные ответные меры Сталина. В апреле 1937 года были произведены серьезные перестановки в РККА: маршал Егоров был назначен первым замом наркома обороны, начальником Генерального Штаба — Шапошников. Тухачевского направили командовать Приволжским военным округом, Якира перевели из Московского округа в Ленинградский. Иными словами, заговорщиков, если они были таковыми, лишили реальных рычагов осуществления поставленных ими целей.
24 мая 1937 г. по инициативе Сталина Политбюро рассмотрело вопрос о Рудзутаке и Тухачевском и приняло следующее решение:
Как говорится, полный набор обвинений, знакомый по предыдущим процессам. Но нынешний, конечно, имел свою специфику, обусловленную тем фактом, что суду предавались только военные. Для рассмотрения этого дела было создано Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР. В его состав вошли председатель Военной Коллегии Верховного суда СССР В.В. Ульрих, заместитель наркома обороны Я.И. Алкснис, командующий Дальневосточной армией В.К Блюхер, командующий Московским военным округом С.М. Буденный, начальник Генштаба РККА Б.М. Шапошников, командующий Белорусским военным округом И.П. Белов, командующий Ленинградским военным округом П.Е. Дыбенко и командующий Северо-Кавказским военным округом Н.Д. Каширин. Разумеется, инициатива создания специального военного суда для рассмотрения дела М.Н. Тухачевского и других и включения в состав суда широко известных в стране военных руководителей принадлежала И. В. Сталину.
В этом его предложении был расчет на перспективу: военные сами судят военных, что должно было рассеять всякие сомнения в достоверности предъявляемых подсудимым обвинениям. Единственное, что не учел вождь, это то, что вскоре пятеро из судей сами станут жертвами репрессий. А это не могло не породить в умах некоторых недоумение — как же так получается: вчера еще они судили изменников, а сегодня уже сами оказались изменниками? Но, видимо, тогда в планы вождя не входили репрессии в отношении членов Специального судебного присутствия. Иначе его состав был бы иным.
Пока велись допросы обвиняемых и готовились необходимые судебные документы, Сталин дал указание провести с 1 по 4 июня 1937 г. в Кремле расширенное заседание Военного совета при наркоме обороны СССР с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б). На нем обсуждался доклад Ворошилова «О раскрытом органами НКВД контрреволюционном заговоре в РККА». Кроме постоянных членов, на Военном совете присутствовало 116 военных работников, приглашенных с мест и из центрального аппарата Наркомата обороны. Надо отметить, что к 1 июня 1937 г. двадцать членов Военного совета уже были арестованы как заговорщики. Перед началом работы Военного совета все его участники были ознакомлены с показаниями Тухачевского, Якира и других. Так что атмосфера заседаний была накалена и сами заседания проходили довольно бурно. Бурно — не в смысле того, что ставились под сомнения показания обвиняемых, а в том, что они подвергались гневному осуждению и проклятиям.
На расширенном Военном совете 2 июня 1937 г. с большой речью выступил Сталин. Эта его речь заслуживает специального рассмотрения.
Сталин счел необходимым обрисовать политическую физиономию участников военно-фашистского заговора.
Далее Сталин детализировал обвинения в шпионаже конкретным лицам.
В перечислении преступных замыслов военной группировки Сталин особое внимание обращает на то, что она пыталась совершить государственный переворот путем ареста правительства. Видимо, это обстоятельство вызывало у вождя не столько тревогу, сколько негодование. Хотя, конечно, он испытывал и серьезную озабоченность. Вождь говорил об этом с чувством возмущения, смешанного с сарказмом:
Это скромное — мы кое-что видели — подтверждает предположение, что за действиями Тухачевского и других высокопоставленных военных велось тщательное наблюдение и предпринимались превентивные меры предосторожности. Иными словами, если Сталин и не был на все сто процентов уверен в реальном существовании военного заговора, то, вне всякого сомнения, он испытывал к военным определенное недоверие и всерьез опасался, что они не остановятся перед принятием крайних мер в борьбе против него.
Вождь неизменно делал акцент на том, что власти «прошляпили» военный заговор, хотя, как мне кажется, здесь он явно преувеличивает. Если военный заговор был не мистификацией, а реальным фактом, то сам Сталин в какой-то степени своими действиями (в первую очередь арестами) провоцировал заговорщиков на преждевременные, недостаточно подготовленные действия. Авторы книги «Двойной заговор» приводят слова бывшего сотрудника МИД гитлеровской Германии, который, отвечая на вопрос, почему Тухачевский не выступил раньше и не опередил Сталина, утверждал: