Менеджер покинул кабинет, и тут же в дверь просунулась голова Ирочки.
— Николай Кириллович, жена на второй линии.
Чертыхнувшись, он снял трубку.
— Да, дорогая?
— Надеюсь, ты не забыл, что в субботу день рождения у Боровского? Мы сегодня идем за подарком!
— Конечно, помню, — вздохнул Николай, а сам подумал: «Как же, с тобой забудешь!». — И как мы договаривались?
— В два у Художественного музея, — в голосе жены проскользнуло удивление. — Я надеюсь, ты не опоздаешь?
— Что ты, дорогая, буду вовремя, — Николай положил трубку и взглянул на часы. Времени было в обрез.
Он только накинул плащ, когда в кабинет вновь заглянула секретарша.
— Николай Кириллович, — нерешительно проговорила она, затрепетав ресницами. — Можно мне сегодня пораньше уйти. У меня у матери день рождения…
— Нет, — он спешил и, наверное, поэтому чувствовал легкое раздражение. — Вы будете мне нужны до шести.
Ирочка вздохнула и сердито посмотрела уходящему боссу в спину. Но он ее взгляда не почувствовал.
Когда он приехал на место встречи, то жены, по закону подлости, еще не было. Воспользовавшись тем, что дождь перестал, Николай выбрался из машины и принялся прогуливаться вдоль здания Художественного музея. В одном из его крыльев располагалась галерея, в которой и планировалось найти подарок тонкому ценителю живописи (по его собственному мнению) Боровскому.
Утреннее происшествие еще не стерлось из памяти, хронический недосып тоже давал о себе знать, поэтому настроение у Николая было отвратительное. У ограды музея, как обычно, расположились уличные художники. В этот день, должно быть из-за плохой погоды, их было меньше, чем обычно.
— Картину не желаете приобрести? — спросил у Николая один из них, совсем молодой парень, с румяными щеками и наивным взглядом темных глаз.
— Нет, — неприветливо бросил Николай, но взгляд его задержался на развешенных под прикрытием пластиковой пленки полотнах. Бросалась в глаза необычная цветовая гамма. В пейзажах преобладали оттенки алого и фиолетового. Они превращали обыденные зарисовки природы в нечто причудливое, фантастическое.
— Ну и намалевал, — сказал Николай презрительно. — Кто же тебя учил? Я бы тебе даже в школьной стенгазете рисовать запретил!
Парень смутился.
— Бросай ты эту ерунду, — сменив тон на покровительственный, заметил Николай. — Займись делом. В бизнесе сейчас такие возможности!
— Да? — в голосе художника не было воодушевления.
— Конечно! — Николай собрался уже прочесть лекцию о выгодах свободного предпринимательства, когда за спиной раздался голос жены:
— И чего это ты тут делаешь?
— Тебя жду, дорогая, — ответил он, разворачиваясь. — Ну что, пойдем?
О художнике он забыл через пять минут.
Домой вернулся только в девять, чувствуя себя измотанным до предела. Вид сына, сидящего в обычной позе перед телевизором, вызвал приступ глухого раздражения.
— Через десять минут в кухню с дневником! — жестко сказал он отпрыску. — Проверим твои успехи!
Есть не хотелось, но он все же жевал остывший плов, без особого интереса разглядывая украшенные учительскими росписями страницы. Сын стоял рядом, понуро опустив голову.
И было отчего.
Успехи в учебе отсутствовали. По обилию гусей-двоек дневник напоминал птицеводческую ферму, кое-где верстовыми столбами на заброшенной дороге торчали колы, изредка попадались залихватские троечки. Четверка по физкультуре должна была удавиться от одиночества.
— Ну что, — закрывая дневник, Николай испытал противное ощущение, что что-то делает не так, но что именно — понять не мог. — Неси ремень…
— Паааа! — завыл отпрыск, натурально изображая ужас.
— Коля, может не надо? — нервно вопросила из комнаты жена, отвлекшись на мгновение от телефонного разговора.
— Надо, Маша, надо, — сказал Николай уверенно и вновь обратился к всхлипывающему сыну. — Чего встал? Или мне самому сходить?
Охаживая скулящего отпрыска по откормленной заднице, он, как всегда, испытывал противоречивые чувства. Стыд — по той причине, что на более действенные средства воспитания, чем порка, не хватает времени, и мрачное удовлетворение оттого, что вечер прошел не зря…
Какое-то внимание сыну оказано.
После экзекуции отпрыск довольно быстро успокоился и клятвенно пообещал исправиться. Николай уважительно взглянул и на ремень в собственной руке, и отправился спать, вполне довольный жизнью.
Разбудил его звонок. Отклеив щеку от подушки, Николай с ненавистью воззрился на мирно стоящий на тумбочке будильник. Но тут звон повторился, и Николай с удивлением понял, что звонят в дверь.
Судя по стрелкам, было шесть утра.
— Кого там черти принесли? — проворчала жена.
Звонок повторился.
— Пойду, проверю, — мрачно буркнул Николай, спуская ноги и пытаясь нащупать тапки. — Может, у кого-то что-то случилось. Но если это опять тетя Катя…
Тетя Катя была соседкой, существом старым и исключительно вредным. Она запросто могла явиться в такую рань только для того, чтобы попросить соли, а потом долго бы удивлялась, что ее недружелюбно встретили…
— Кто? — спросил Николай и тут же, неожиданно для себя самого, открыл дверь. Он бы никогда так не поступил, прекрасно осознавая рискованность подобного шага. Но в этот момент что-то словно толкнуло его под руку.
На лестничной площадке стояли двое мужчин. Они были затянуты в серую, странного покроя, форму. Головы скрывали шлемы, похожие на мотоциклетные. Лиц за матовыми щитками видно не было.
— Онуфриенко Николай Кириллович? — спросил один из них.
— Да, — Николай ощутил, как внутри становится холодно, очень холодно, а мысли крутятся все быстрее и быстрее: если эти двое из органов, тогда ладно, а вот если убийцы, то дергаться поздно… Но пистолетов не видно… Да и шлемы, что за странные шлемы?
— Вы арестованы, — и люди в шлемах одновременно шагнули вперед. Две руки, затянутые в черные кожаные перчатки, коснулись плеч Николая.
— Постойте, за что? — горячо воскликнул он, испытывая облегчение оттого, что его не будут сразу убивать. — Где ваш ордер? И разве вы не позволите мне взять вещи?
— Нет, — просто сказал один из людей в серой форме, в голове Николая неожиданно потемнело.
Вопль ужаса умер во внезапно онемевшем горле, и Николай рухнул в черный провал беспамятства.
Очнулся от головной боли. Затылок ломило так, что хотелось выть. Николай чуть подвигал шеей и попытался натянуть одеяло, которое, судя по всему, сползло.
Одеяла не было.
