Нищий обиделся и ответил такой тирадой, что гном выучил глаза и восхищенно цокнул языком.
– След ведет вон туда, – ученик мага показал на уходящую влево улочку, скорее даже узкий проулок.
– Тогда чего мы ждем? – и Саттия пришпорила Чайку.
Несмотря на то, что между домами царила тень, тут было так же жарко, как и на солнце. Воздух казался густым и тяжелым из-за обилия запахов – пота, овечьей шерсти, кожи и кислого молока. Окна закрывали тяжелые занавеси, дети и собаки путались под ногами у лошадей. У лишенных вывесок лавок кричали зазывалы, их голоса звучали монотонно и пронзительно. Из-под копыт поднималась пыль, жужжали мухи, черные, маленькие и кусачие.
– Теперь я понимаю, почему Рыжий не захотел сюда идти, – пробурчал Олен, в очередной раз хлопая себя по щеке и ощущая под пальцами склизкую мякоть. – Видимо, когда-то он побывал в этом городе…
Кривые улицы изгибались и пересекались самым необычным образом, взбегали на холмы, опускались в ложбины. Дома, отличавшиеся лишь цветом занавесей и рисунком на входной двери, сменяли друг друга. Бенеш вел спутников по настоящему лабиринту, причем лавок и зазывал становилось все меньше. Далеко на юге над скоплением плоских крыш поднимались стены и башни императорского замка, серо-красные, как обагренная кровью волчья шерсть.
Проехали очередной перекресток, и тут путь вперед оказался перекрыт. Не меньше дюжины голых по пояс молодых людей в белых шароварах и круглых синих шапочках высыпали из подворотни и встали поперек улицы. Красноречиво заблестели окованные железом наконечники дубинок.
– Это никак по нашу душу? Попробуем развернуться? – Олен придержал коня и оглянулся.
Но дорогу к отступлению загородили одетые и вооруженные точно таким же образом добры молодцы.
– Эй, гоняки! – крикнул один из них, с черными усами над верхней губой и мускулистыми руками кузнеца. – Оставьте лошадей, оружие и деньги, и сохраните жизнь!
– Мы… ну, всего лишь хотим проехать! – заявил Бенеш, еще не понявший, что именно происходит.
– Так проезжайте, никто вас не держит! – усмехнулся усатый. – Только оставьте лошадей, оружие и деньги! Терсалим – город гостеприимный, а уж в нашем квартале гостям всегда рады!
Ученик мага удивленно захлопал ресницами. Саттия потянулась к висящему на поясе мешочку с тетивой, но уличные грабители правильно растолковали ее движение.
– А ну не балуй! – гаркнул усатый. – Вперед, парни! Покажем гонякам, как с деревом целоваться!
И молодые люди, потрясая дубинками, ринулись на северян. Гундихар рявкнул что-то неприличное, спрыгнул с мула и выставил перед собой «годморгон». Саттия вытащила клинок, Олен последовал ее примеру и развернул коня, чтобы встретить тех, кто нападет сзади.
Сражаться совершенно не хотелось, тем более убивать – в памяти слишком хорошо сохранились воспоминания о жаркой равнине. Первый удар Рендалл отвел, потом отрубил наконечник одной из дубинок, отразил тычок, направленный в шею Кусаке. И после этого закрутил перед собой меч, не подпуская атакующих близко.
Из-за спины доносились неразборчивые ругательства, крики, дробный стук. Гном, судя по ним, развлекался вовсю. Саттия отбивалась молча, иногда Олен краем глаза видел ее стремительные движения. Бенеш держался между спутниками, в драку не лез, руки держал наготове.
Уличные молодцы не ожидали упорного сопротивления. Они наскакивали, толкались и мешали друг другу. Махали дубинками и выкрикивали оскорбления, но без первоначального азарта. На смуглых лицах все сильнее проявлялась растерянность.
– Эй, может, хватит!? – крикнул Олен, с трудом удерживаясь от того, чтобы не ткнуть особо рьяного юнца в шею. – Вы пойдете своей дорогой, а мы – своей!
Но его то ли не услышали, то ли неправильно поняли. Усач заверещал укушенным в зад поросенком, его соратники издали дружный рев. Один из них споткнулся и просто налетел на меч Олена. Клинок повел руку за собой, с хрустом погрузился в человеческую плоть.
Черные глаза мигнули и остекленели. Дубинка выпала из ослабевшей руки, следом упал и ее хозяин. Ледяной меч вспыхнул неистовым сине-белым пламенем, оно прянуло к рукояти, обожгло пальцы.
– Колдовство! – истошно заорал кто-то и почти ослепший Олен услышал топот ног. Через мгновение он прозвучал и с другой стороны.
– Что это было? – поинтересовалась Саттия.
– Он, – Олен поднял руку с внезапно потяжелевшим клинком, внутри которого сверкали голубые искорки. – И я… я не хотел, но он сам ударил… и убил…
Отчаяние душило не хуже обернутой вокруг шеи веревки. Хотелось отшвырнуть проклятое оружие в сторону и заорать на всю улицу, на весь Терсалим, что он не хочет быть рабом! Не желает делать то, что нужно вырезанному из кости йотуна лезвию!
– Не стоит винить себя, – участливо проговорил Бенеш. – Ты, это… ведь не мог ему противиться, да…
– Мог, клянусь Селитой. Человек может сопротивляться чему угодно, если он – человек… А я не сумел, и нечего меня оправдывать…
– Эх, а меч-то светится! – восторженно перебил Гундихар. – Надо же! А я не поверил твоим россказням. Думал, что это обычный пвартер! Ха-ха! Это же здорово! С таким клинком тебе не страшны никакие враги!
– Ты полагаешь? – Олен горько усмехнулся и после короткой внутренней борьбы убрал меч в ножны. – Скорее, они просто не нужны. Рано или поздно я прикончу себя сам.
– Не страшись! – сказал гном с гордостью, достойной всех таристеров Норции. – Гундихар фа-Горин знает все о волшебном оружии! Мои предки ковали его еще в те времена, когда в Алионе о людях никто
