особенного. Сами понимаете – лагерь, война, бардак, тут никакая милость богов не поможет навести порядок…
И он сокрушенно вздохнул.
Вилоэн тар-Готиан остался у императорского шатра, а остальных тар-Циеллос повел за собой. Остался чуть в стороне ручей, потянулись тесно расставленные шатры, небольшие, из простой ткани.
– Вот тут, – сказал мажордом, останавливаясь у одного из них. – Эй, Лавиллон, ты куда пропал?
Из шатра ответили, поднялась легкая суматоха, которая закончилась тем, что гостям нашли место. Они получили в свое распоряжение половинку другого шатра, немного покосившегося, но зато не дырявого, пару охранников и нескольких слуг с надменными физиономиями.
– Располагайтесь, – предложил тар-Циеллос, гостеприимно улыбаясь. – Пойду отдам распоряжение, чтобы вас накормили. Ну а вечером посланец Великого Древа должен будет принять участие в большом совете.
Бенеш кивком показал, что все понял, и мажордом удалился.
– Ну и попал Гундихар фа-Горин, клянусь когтями Аркуда, – заявил гном, когда полог шатра перестал колыхаться. – Никогда не думал, что окажусь в свите у императора… Какая честь!
Он хрипло и немного нервно рассмеялся.
Шатер, куда их поместили, делился на две части большой занавеской. За ней помещался императорский лекарь, так что внутри сильно пахло травами и еще чем-то сладковатым, но противным. Землю покрывал ковер, ало-зеленый и вытершийся, ну а сидеть предлагалось на козлах с брошенными на них досками. Седалище призван был защищать уложенный на них кусок плотной ткани, а у задней стенки шатра лежали свернутые одеяла и подушки.
Не успели оглядеться и освоиться, как пришел тар-Готиан, принес новый щит, такой же гладкий и блестящий, как у остальных гвардейцев.
– Корни и листья, что я вижу, – проговорила Саттия. – Можно поздравить?
– Да, это большая честь… – сказал бывший сотник, откровенно волнуясь. – Мне очень повезло… А еще я получил приказ охранять посланца Великого Древа и его спутников.
– Это чтобы нас никто не обидел, понятное дело, – кивнул Гундихар. – Вот только я уже чувствую себя жутко обиженным, поскольку меня обещали накормить, но так этого и не сделали. Разобрался бы ты с этим, что ли?
Тар-Готиан кивнул, поставил щит и дорожный мешок на пол, после чего вышел из шатра. Вернулся довольно быстро, и в этот раз не один, а в сопровождении слуг, несших закрытый крышкой казан и медный кувшин, в котором что-то зазывно булькало. Гном мгновенно оживился, в синих глазах его появился алчный блеск, а в руке – большая ложка.
– Давай, шустрее, – принялся командовать он, ничуть не заботясь о том, что слуги вряд ли понимают наречие людей.
В казане оказался очень жирный плов с изюмом, а в кувшине – столовое вино.
После обеда Саттия расстелила у стенки одеяло и легла подремать. Поход через лесной коридор неожиданно сильно измотал ее, мышцы ныли, во всем теле ощущалась слабость.
Ближе к вечеру принесли ужин, а затем бывший сотник увел Бенеша на большой совет. Вернулись оба уже в полной темноте, когда слуги зажгли в шатре масляную лампу.
– Ну, что решили? – накинулся на вошедших Гундихар.
Бенеш только устало улыбнулся, а тар-Готиан сказал:
– Нагхи близко. Завтра на рассвете выступаем, а к полудню, если ничего не изменится, вступим в битву.
Первые тридцать лет жизни Ларин фа-Тарин думал, что никогда не покинет родных мест. На свет он появился на крайнем юге Мероэ, в Серых горах, а тамошние гномы не отличались страстью к путешествиям. Фа-Тарин спокойно трудился в шахте, принадлежавшей старейшине их клана, копил деньги и подумывал о женитьбе, ведь не пристало серьезному гному быть холостым.
Но затем все неожиданно и резко изменилось.
Ларин фа-Тарин познакомился с пожилым, пришедшим откуда-то с запада горным мастером. Он великолепно умел чувствовать плоть скал, нюхом чуял, где проходят жилы, где ставить крепеж, а где можно обойтись.
Естественно, пришелец быстро завоевал уважение.
И Ларин был польщен, когда старый горный мастер однажды пригласил его в гости. Каково же оказалось удивление молодого гнома, когда вместо посиделок с пивом он угодил на настоящий молебен, посвященный неведомому богу, которого все называли Тринадцатым.
Тогда он впервые увидел золоченый диск со Звездным Кругом, жезл в виде молота и высокую шапку из черного сафьяна с раздвоенным верхом.
«Ты можешь пойти к жрецам и донести на нас, – сказал старый мастер после того, как молебен завершился. – Или вернуться к обычной жизни и забыть обо всем. Или стать одним из нас, пустить Господина в сердце и постигнуть тайны, что известны только посвященным».
Ларин подумал и выбрал третий вариант.
После этого было много всего, он разбогател, даже выкупил шахту. Женился, завел детей, но все это время продолжал ходить на тайные собрания, где участвовал в молениях и кровавых жертвоприношениях.
А когда старый мастер, достигший преклонного возраста, отдал душу Господину, Ларин фа-Тарин неожиданно для себя был избран главой ячейки из двадцати шести слуг Тринадцатого. Тогда он подумал, что через какое-то время так же умрет на руках верных соратников…
Но изгнанный и сокрытый бог распорядился иначе. В золоченом диске появились знаки, говорящие о близком его воплощении, и в один прекрасный день Ларин фа-Тарин во главе своей ячейки покинул Серые горы. Садясь на гоблинский корабль, он последний раз вспомнил о семье.
Что значат жена и дети рядом со служением Господину?
На Калносе, куда привезли их гоблины, поначалу было тяжело. Они работали как проклятые, возводя святилище, и многие гномы мучались тоской по родине и странной болезнью, что одолевает уроженцев пещер под открытым небом. Помогала вера, истовая и искренняя.
Но потом кровь пролилась на алтарный камень, и Тринадцатый вступил в мир.
Тогда Ларин фа-Тарин кричал вместе с другими, чувствуя, как сила врывается в его тело потоками. Радость захлестывала его безумными водоворотами, и мечталось, что всё – они победили.
Но оказалось, что это не так. Ему пришлось стать десятником в одном из полков Господина и сменить кайло на боевой топор. Железом и кровью они подчинили власти Тринадцатого многие острова, и Ларин сделался сначала сотником, а потом, после битвы при Ладре, – тысячником.
Они вернулись на Калнос с богатой добычей, овеянные славой и уверенные в своей силе. Пятнадцать дней отпустил Господин на отдых, затем началась подготовка к новому большому походу.
В будущем воинов, что шли в бой с Молотом и Крылатой Рыбой на знамени, ждал дальний путь к берегам материка. А пока со всех концов Архипелага тянулись в Стритон корабли, привозили оружие, кольчуги, шлемы, запасы провианта, а также новобранцев, которых нужно было учить. И не только обращению с мечом или копьем, а еще тому, как чтить Тринадцатого всем сердцем, верить в его силу и молиться нужными словами, чтобы эта сила росла.
И за то и за другое отвечали тысячники, умевшие взывать к мощи Господина.
Ларин фа-Тарин трудился на совесть. Новобранцев в его тысяче было чуть меньше трети, и он гонял их нещадно, не забывая при этом и о ветеранах. Тысяча к сегодняшнему дню становилась единым целым и в час молитвы, и на учебном поле, где отрабатывались перестроения и перемещения.
Вчера, в четырнадцатый день первого весеннего месяца, Господин собрал всех полководцев в своем дворце и сообщил, что войско отплывает завтра и что утром он желает устроить смотр.
Поэтому сегодня Ларин фа-Тарин поднялся до рассвета. Помолился и вышел из палатки.
Над воинским лагерем, что располагался к югу от Стритона, недалеко от берега моря, плыл утренний туман. В полумраке вырисовывалась громада Искрия, вулкана, что нависал над столицей Калноса. Царило безветрие, и отчетливо доносился шум бьющих в сушу волн.
Подопечные Ларина спешно снимали палатки, складывали мешки. Покрикивали десятники, но без
