Я оторвалась от созерцания уличных сцен.
– Кого — с кем? А, Митя?
– Их — с нами. Они действительно потихоньку сживают нас со света; для этого вовсе не обязательно в нас стрелять. Достаточно просто укоренить этот образ жизни, — он собрал скрепки, ссыпал их в вазочку с карандашами. — Они в состоянии платить миллион за пачку пельменей, а я нет, — он указал на дверь. — И аренду за этот магазин я тоже платить не в состоянии.
Это я уже проходила: 'Московская недвижимость всегда в цене!' Наверное, когда я приду сюда в следующий раз, то на стеллажах вместо книг найду валютные бутылки, ананасы и аппаратуру.
– Ты куда сейчас? — спросил он, провожая меня до выхода.
Я к бабушке. На кладбище. Настроение такое… Кладбищенское вполне.
4
До бабушкиной могилы я так и не добралась.
Такого количества роскошных автомобилей я в жизни у Ваганьково не видела.
Я уже привыкла к тому, что на Огненной Земле кладбища представляют собой что-то вроде площадки для аттракционов, где толпы зевак, которым совершенно наплевать на их неуместность среди этих могил, на то, что они тут посторонние, шляются у оград, разбрасывают бычки и конфетные фантики…
Однако публика, наводнившая Ваганьково, впечатления зевак с рыночной площади не производила.
Кое-как я протолкалась в плотной массе строго и очень добротно одетых людей, приподнялась на цыпочки, увидела человека в гробу.
Красивое и очень качественное лицо, интеллигентная седина.
Больше я ничего не помню.
Сколько длился антракт, сказать трудно. Занавес, наконец, отползает в сторону, и я слышу острый запах нашатыря.
Потом вижу: низкий потолок, матовые стекла, женское лицо — каштановые волосы выбиваются из- под докторской шапочки.
– Ну вот и хорошо, милая моя, вот и славно, — говорит доктор. — Ничего страшного, это просто легкий обморок. Полежите спокойно. Такое часто бывает на похоронах.
– Я его знаю.
– Естественно, знаете, раз пришли хоронить, — доктор ласково поглаживает меня по голове… — Что вы? Что вы там шепчете. Я не слышу…
Зато я слышу:
ЕСЛИ ВЫ ХОТИТЕ ПОЧУВСТВОВАТЬ
ВКУС НАСТОЯЩЕГО ПРИКЛЮЧЕНИЯ
И ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ В ОХОТЕ НА ЛЮДЕЙ –
ПРИЕЗЖАЙТЕ К НАМ ПОИГРАТЬ В ПЭЙНБОЛ!
– Это у вас от нервного перенапряжения.
Нет, доктор, ошибаетесь, если бы вы только знали, как ошибаетесь; я догадалась, наконец, что же напрягло меня в работе над последней главой моей бессмертной 'Саги о 'новых русских''.
Это была пространная информация об убийстве очередного генерального директора очередного солидного акционерного общества. Не сенсация, конечно, — такое у нас на Огненной Земле случается каждый день. Тем не менее на событие откликнулись практически все крупные газеты; звучали прозрачные намеки, что убиенный — фигура очень заметная в официальном и цивилизованном бизнесе, однако кое-что он значил и в теневом — иными словами, был, возможно, не последним мафиози. Одна газетка бульварного толка утверждала, что он педик — не исключено, что убийство совершено на почве ревности, поскольку педики и лесбиянки просто дуреют и теряют над собой контроль, если им изменяет возлюбленный или возлюбленная. Впрочем, все эти подробности меня мало интересуют.
Его убили в лесу, в ходе игры в пэйнбол.
В рощице, где это произошло, было достаточно много людей. Они не могли не слышать звука выстрела.
Тем не менее — никто ничего не слышал. Его хватились только тогда, когда публика, набегавшись по лесам и настрелявшись вдоволь, приступила к ланчу.
Работа была исполнена филигранно: пуля вошла точно в сердце, смерть наступила мгновенно, покойник не мучался.
– Я его знаю, доктор, видела много раз.
Эта характерная, раскачанная, типично утиная походка человека в защитном комбинезоне с ярким пятном на левой стороне груди… Он идет по тропке и сокрушенно разводит руками: мол, убит так убит.
Да, китайский ресторанчик в гольф-клубе, мы сидим на открытой веранде, пьем 'Шабли' и наблюдаем за человеком, пересекающим зеленое игровое поле.
Да, театральное фойе, 'сладкая парочка', седой мужчина учтиво прогуливает молодого человека педерастической наружности.
Да, этот же молодой человек шествует между столиками в пивном ресторанчике на ВДНХ, а потом я его вижу — в обществе все того же седого господина — покидающим казино.
Да, в ночном порно-клубе за столиком та же самая парочка: педик-стриптизер и седой.
Теперь солидный человек с холеньм, 'качественным' лицом лежит в гробу, принимая последние знаки внимания публики, забившей шикарными лимузинами все подходы и подъезды к Ваганьково.
– Ну вот вы и в порядке, — доктор помогает мне подняться с лежанки в карете 'скорой помощи', выводит на воздух. — Сами доберетесь? Это у вас от нервного перенапряжения.
Я пожимаю ей руку, бреду к выходу, оборачиваюсь — она смотрит мне вслед.
– Нет, доктор, нервы тут ни при чем. Просто мы играем в прятки.
Я полагала, что мы поставили точку в этой игре; попрятавшиеся найдены и 'застуканы' — водящий может отдохнуть.
При одном условии.
Если б не суждено ему было водить сразу в двух игровых полях одновременно.
5
Ну, вот и хорошо, ты дома, иди в комнату, свет не зажигай, встань на колени и скажи:
– Господи!
Не то, белка, не то — ты существо языческое, в Бога единого не веруешь; да и как веровать, когда ты клинический атеист, безбожник в третьем… В третьем ли?.. Да, точно, в третьем поколении; вещество безбожества в крови у тебя, в генах, и тем не менее находишь ты мерзким, отвратительным поведение царьков твоей Огненной Земли — безбожников не меньших, нежели ты, а стократно больших — вторгающихся в храм и деревянно торчащих там по православным праздникам под обстрелом телекамер — на то они и царьки, им все можно, даже храм осквернять своим присутствием… Так что вставай, белка, скакни на подоконник, уцепись своими острыми коготками за раму, выбирайся через форточку из дома, прыгни на карниз, а с него, по водосточной трубе, сползи осторожно к земле — твои боги здесь: слышишь, ветер завывает? Он твой братец — что ты, братец, этой ночью голосист? Дождь сыпется — что сыпешься, братец, шуршишь, шепелявишь? Кошка в подъезд метнулась — ты куда, сестренка? Беги, белка, беги, брат старый тополь подвинется, посторонится, освободит тебе место — встань на колени, подними лицо к небу,
