ряды стоящих по обе ее стороны плоскомордых кактусов, каждый в полтора человеческих роста. Эван вскоре скрылся из виду. Натан тотчас же развернулся и на цыпочках сделал несколько шагов в обратном направлении. Затем сообразил, что Эван его все равно не слышит, и припустил назад, туда, где они совсем недавно допрашивали Гассана и жарко спорили с равом Хаимом. Очень скоро он достиг этой полянки и прислушался. Все было тихо. Похоже, его пока не хватились.
Он осмотрелся. В лунном свете склон ущелья вставал белой стеной, с которой свисали пучки травы. Напоминало Котель – Стену плача, Плачущую стену, the Wailing Wall. Пучки травы набухли во тьме, как большие черные слезы.
Натан быстро двинулся вперед, то переходя на гусиный шаг, то пускаясь бегом, то неожиданно останавливаясь и перемещаясь чуть ли не на цыпочках. Вскоре он вышел из лощины на гребень хребта. Мир спал. В арабской деревне неподалеку несколько окон горело холодным светом. В небе развернулся белый циферблат луны. Внезапно Натан замер. Прислушался. Ошибки быть не могло. Из лощины, откуда он только что выбрался, доносился приближающийся звук шагов.
Кто это может идти по его следу? Не то чтобы Натан боялся. Нет, что вы! Просто он... боялся. Натан Изак всегда и всего боялся. Боялся в армии перед тем, как прыгнуть с парашютом, особенно перед очень рискованным прыжком, когда была высокая вероятность гибели, боялся перед тем, как во время операции по ликвидации террористов пойти в одиночку против троих арабов, боялся прежде, чем прыгнуть в окно, из которого неслись автоматные очереди. Боялся, но делал. И неплохо делал.
Сейчас, прислушиваясь к приближающимся шагам, он размышлял, животное ли это и если да, то какое. Не даман и не лисица. Явно кто-то покрупнее. И не шакал. Шакал не будет красться по человеческим следам. И вообще, насколько известно Натану, шакал не молчит, а издает визгливые воющие стоны. Может быть, дикобраз? Нет. Дикобраз шуршит, а это топает. Олень? А вдруг кабан? Тогда Натану не поздоровится. «Узи» он сейчас собрать все равно не успеет, да пуля из «узи» и не пробьет шкуру кабана. Надо найти скалу, которая неприступна для раздвоенных кабаньих копыт, и залезть на нее.
Натан Изак огляделся и прислушался. Ничего похожего на скалу не было, а шаги звучали уже совсем рядом.
Но существует зверь пострашнее кабана. Страшнее, несмотря на то, что его шкуру пробивает и крохотная пулька из дамского пистолета. Зовется он человек.
Натан лег на землю за большим валуном так, что его видно не было, а он мог видеть выход из лощины. Человек – профиль его возник на фоне Большой Медведицы, обрушившейся на темный горный склон, – вырос на хребте, осмотрелся, сделал несколько шагов и услышал сзади:
– Не оборачиваться. Бросить оружие. Стреляю на поражение.
Пистолет глухо шмякнулся на островок травы, на котором неизвестный был застигнут грозным Натаном. Затем тот поднял руки с растопыренными пальцами и, не оборачиваясь, сказал голосом Эвана с английским акцентом:
– Можете стрелять, реб Натан. Можете делать что угодно, но я иду с вами.
Глава пятая
Ущелье летучих мышей
Натан позвонил раву Хаиму и слабым голосом поведал, что у него прихватило сердце и что Эван поможет ему добраться до Элон-Море. Рав Хаим предложил прислать помощь, но Эван перехватил «пелефон» и сказал, что уважаемому ребу Натану уже лучше, что тот принял лекарство и что он, Эван, обязуется довести его до Элон-Море, не отходя ни на шаг, причем они не будут траверсировать обрыв, под которым два с половиной часа назад прятались от армии и с которого затем спускались в ущелье с сухим водопадом, а пойдут обходной дорогой, пусть она в два раза дольше, зато пологая. А если ребу Натану – не дай Б-г! – вновь станет нехорошо, он, Эван побудет при нем. В крайнем случае вызовет кого-нибудь из Элон-Море или даже солдат – они уже будут далеко от группы рава Хаима и не повредят им, не наведут власти на след. А уж из Элон-Море можно будет в случае чего вызвать «скорую помощь». Все это звучало очень убедительно, и ни единому слову как Эвана, так и Натана, рав Хаим ни на секунду не верил. Прежде всего потому, что у бывшего парашютиста здоровяка Натана в жизни не было проблем с сердцем. Правда, все бывает в первый раз, но в таком случае, откуда у него с собой лекарство? Во-вторых, после разговора с Натаном он не сомневался, что тот захочет осуществить свой план отвлекающей атаки на укрывшихся в засаде арабов. Правда, странно было, что он потащил на такое рискованное дело мальчишку-Эвана, но, вероятно, и этому со временем найдется объяснение. В-третьих, он знал Натана. Натан был сын своего отца, человека, отказывавшегося, уже будучи раненым, покидать умирающий Кфар-Эцион. Не в характере Натана было, даже заболев и грозя стать обузой остальным, поворачивать назад. Но что было делать раву Хаиму? Развернуться, пойти прежним маршрутом, нагнать беглецов, а там уж решить – снова карабкаться по камням на хребет или осуществить планируемую Натаном атаку, только не вдвоем, а всем отрядом? Мотания туда-сюда означали потерю драгоценного времени, да и сил. И самое главное – оставался шанс, пусть один из ста, что у Натана – не дай Б-г! – действительно плохо с сердцем, и тогда получалось, что он, рав Хаим, зря рискует жизнями десятков людей, притом серьезно рискует – в чем Натан был прав, так это в том, что, не дождавшись их, арабы могли начать поиски. Поэтому сейчас надо было уходить и как можно дальше. Кстати...
– Сайиди, – произнес догнавший его Гассан, – дайте мне «МИРС», я свяжусь со своими, скажу, что у евреев – привал часа на полтора. Иначе они вам навстречу двинутся. Вернее, нам.
А в это время в мобильном телефоне Эвана, словно клинки, перекрещивались два голоса, один из которых звучал на иврите с английским акцентом, другой – с русским.
– Понимаешь, Арье, – уговаривал первый, – мы тут... В общем, мы еще кое с кем решили оторваться от отряда, провернуть одну операцию, а раву Фельдману сказать, что возвращаемся в Элон-Море. Ты... это... из группы поддержки... позвони ему, скажи...
– Ты с ума сошел, Эван! – взвился второй. – Я буду врать вашему раву Фельдману? Да как у тебя язык повернулся предложить мне такое?!
– Ладно, – протянул голос с английским акцентом. – А как ты относишься к Натану Изаку?
– Причем здесь Натан Изак?
– Сейчас узнаешь. Так скажи, что ты о нем думаешь!
– Как это – что думаю? Великий человек, один из основателей нашего движения, создатель многих поселений... А какое отношение имеет?..
– Прямое, – прервал его Эван, – я передаю ему трубку.
Через десять минут у рава Хаима зазвонил телефон.
– Здравствуйте, – выдавил из себя Арье. – Это я, Арье. Э-э-э... мне только что звонил Эван Хайман. Они с Натаном Изаком уже недалеко от нашего поселения. Да, Натану немного лучше, хотя он еще слаб. Мы выходим к ним навстречу. Можете не волноваться...
В пещере было просторно. Натаскав сучьев и коряг из расположенной неподалеку сосновой рощицы, Натан и Эван развели костер. Огонь горел спокойно и ровно. Дырка в потолке вкупе со входом, по форме слегка напоминавшим прямоугольник, создавали вполне приличную вытяжку дыма, так что глаза не щипало.
– В общем, так! – задумчиво сказал Натан, усевшись на камень и глядя сквозь стрекозьи очки на расположившегося на коряге Эвана. – Нужно подождать, нужно подождать с часочек, чтобы наши смогли уйти подальше. Но особо не засиживаться. Мы должны ударить прежде, чем те начнут дергаться – чего это, мол, поселенцы не подходят!
Эван ничего не ответил, только поднялся и, пройдясь по пещере, подошел ко входу. Хребты были нарисованы черным по синему. Вдали виднелись светящиеся соцветия деревень и гирлянды автомобильных дорог. Безмятежность царила такая, что трудно было представить, будто что-то может угрожать их жизни, будто эту тишину и это тело могут разорвать автоматные очереди. Он вспомнил, как в детстве он с родителями путешествовал по Европе, и они посетили один замок – изящный, уютный, конфетный. Эван уже не помнил деталей, но помнил – было много красной черепицы. Все дышало тишиной и миром. А экскурсовод рассказывал, как этот замок в Средние века обороняли, как люди – и те, что защищали его, и те, что штурмовали – падали со стен и разбивали черепа, как людей протыкали насквозь мечами, копьями и пиками, как палили пушки... Он обхватил себя за плечи, провел ладонью по своей груди. Не может быть, чтобы эта
