довольно жесткий хват моего локтя и вручение мне какого-то листа, пахнущего свежей типографской краской.
– Смелее, товарищ, – обратился ко мне другой в кожаной фуражке, похлопывая меня по плечу и беря за другой локоть.
– Нет, я просто так… по ошибке, – попытался я объяснить им, что совершенно случайно зашел, – искал я вагон-ресторан…
– Товарищ, нет времени у нас на рестораны, когда сейчас решается судьба всего мирового пролетариата, всего прогрессивного человечества! – воскликнул один в фуражке, будто он стоит на трибуне перед народом, продолжая держать меня крепко за локоть.
В результате я оказался зажатым неожиданно с двух сторон.
– Товарищ Марченко, тут новый товарищ пришел на подмогу! – крикнул один в фуражке кому-то в толпе товарищей.
Меня подвели к толпе митингующих, вручили мне торжественно красный флаг, дали несколько листовок, объясняя довольно долго где и как их надо расклеивать на улицах, не спрашивая меня: хочу ли я этим заниматься или нет, совершенно не слыша меня и моих ответов.
Все мои стоны и рассказы об ошибочном посещении коммунистического митинга никого, к сожалению, не убедили и даже не были толком выслушаны. Всё произошло в считанные секунды, будто меня целые сутки здесь все ждали с большим нетерпением.
– Откуда, товарищ? – спросил меня некто низенький в сапогах.
– Из Санкт-Вауенска, – ответил машинально я, только потом понимая, что моему собеседнику не знакомо такое название города.
– Чего?! Санкт-Петербурга? – не понял тот, думая, что я из Санкт-Петербурга. – Нет такого города сейчас, есть город Петроград! Ясно, товарищ?
Я молчал, желая даже не смотреть на этого низенького в сапогах, но он, как пчела, вился вокруг меня, очевидно, желая ужалить:
– Ясно, товарищ?
Я продолжал молчал.
– Как тебя зовут?
– А почему сразу мне тыкать нужно?
– Ой, какие мы важные, из господ, чай?
– Нет, мне чай не нужен, – не поняв его, ответил я, стараясь даже не слушать и не отвечать.
– Какая деревня к нам пожаловала, – усмехнулся низенький в сапогах, – я сказал «чай», но это не значит, что я тебе чай принесу пить…
– Деревня деревней, – пристал ко мне еще один высокий в лаптях, – а какая у него обувь господская!
У меня инстинктивно вырвалось:
– А я должен в лохмотьях ходить и в лаптях, как некоторые?
Иногда полезно помолчать, памятуя о том, что молчание – золото.
Вздыхая и вытирая выступившую из носа кровь от удара кулаком высокого в лаптях, я отошел на шаг назад.
– Буржуйская морда! – закричал высокий в лаптях.
– Кто?
– Да вон кровь стирает со своей морды, – кричал высокий в лаптях, – я ему врезал сейчас… Ему мои лапти не нравятся! А сам в каких красивых ботинках ходит.
– Отстаньте от меня, пожалуйста, – попросил я, намереваясь идти к выходу, но меня остановили двое в фуражках, которые первыми заметили меня:
– Стоп, товарищ, – сказали они почти одновременно, подхватывая меня весьма цепко з а локти, как и ранее.
– Пустите меня, я шел в ресторан!
– Какие могут быть рестораны, товарищ, когда сейчас решается судьба мирового пролетариата! Вы что, из буржуев?
– Нет…
– Если из буржуев, мы его тут же расстреляем!
– Нет, я менеджер.
– Чего? Кем работаешь, товарищ?
– Я в магазине…
– Он буржуй, – закричал подошедший снова ко мне низенький в сапогах, – у него свой магазин!
– Бить этого буржуя! – заорал высокий в лаптях.
– Нет у меня своего магазина, я в нем продавцом работаю…
– Всё равно, – кричал низенький в сапогах, – вражеский элемент, он у купцов помощником работает!
– У каких купцов? Нет у нас в магазине купцов.
– Да, нехорошо, товарищ, – укоризненно произнес один в кожаной фуражке, продолжая крепко держать меня за локоть, – пришли к нам на митинг, а потом вдруг убегать от нас стали, нехорошо! Не по партийному себя вы, товарищ, ведете!..
Будем переучивать, обучать нашей партийной грамоте.
– Знаю я всё, – ответил я, – учился в школе.
– В школе?
– Да, о революции, о Ленине, меньшевиках и тому подобное из этой кухни…
– Чего он там несет? – негодующе выкрикнул высокий в лаптях. – Он якобы о нас всё знает и учил всю историю нашу в школе!
Низенький в сапогах покрутил пальцем у виска, посмеиваясь.
Оба в кожаных фуражках покосились на меня, странно глядя.
– А какой год у нас? – спросил меня один в кожаной фуражке.
– Год?
– Да, пусть он скажет, какой год сейчас, какое число и какой месяц сейчас, – усмехнулся низенький в сапогах.
– Чего от меня хотите?
– А ботинки какие у него красивые! – завистливо сказал высокий в лаптях. – Пусть он мне отдаст его буржуйские ботинки!
– Какой год у нас, товарищ?
После короткой паузы я ответил:
– Наступил 2007 год.
Лица коммунистов рядом со мной неестественно вытянулись, услышав мой честный ответ. Кое-кто засмеялся, шепотом произнеся: «Он псих!»
– Конечно, конечно, – снисходительно похлопал меня по плечу один в кожаной фуражке, – а у нас другие данные относительно нашего летоисчисления. Но все равно… да, нам люди нужны… Нужны даже такие, немножко больные, ничего, вас немного подлечат…
– Я шел в ресторан, – упрямо продолжал твердить я, надеясь все-таки на спасение, – я кушать хочу…
– Чего изволит наш барин? – с издевкой в голосе спросил высокий в лаптях, со смехом кланяясь передо мной. – Расстегаев, икры черной и красной, рябчиков с ананасами, антрекотов али еще чего изволите?
– Шампанское еще забыл!
– Да, правильно, но они только кушать хотят-с, а не пить шампанское-с, – продолжал изгалаться высокий в лаптях.
– Воблу тухлую ему! – кто-то закричал у меня за спиной.
– Товарищи, потише, потише, пожалуйста, – попросил один в кожаной фуражке, продолжая держать меня за локоть, как и его соратник с такой же кожаной фуражкой, – прекратите свои прения! Сейчас будем слушать речь нашего…
