Хориён покинул Оксиарта и вернулся с войском, состоящим из пяти сотен, через трое суток. От Спитамена вестей все еще не было. До его замка четыре дня пути. А сейчас, когда горные дороги занесло снегом, может статься, и за пять гонец едва доберется.
Хориён привез теплые вещи и шатры. В Мараканду они отправлялись в теплый погожий день и никак не предполагали, что в конце весны вновь возвратится зима. Правда, высоко в горах погода всегда была изменчива.
Они расположились в лесу и даже не зажигали костров, дабы наблюдателями Искандара не было замечено их присутствие. Чтобы согреться, приходилось больше двигаться. А на ночь влезали в мешки из мягкого войлока.
На рассвете восьмого дня, когда уже вот-вот должен был прибыть Спитамен с войском или, по крайней мере, прислать какую-то весть, Оксиарт, выйдя из шатра по нужде, вдруг увидел на вершине зависающей над замком скалы вражеских воинов. Первой мыслью было: померещилось. Он глотнул комок снега, протер мокрыми руками глаза. Да, там в самом деле враги. Он почувствовал слабость в коленях.
— Брат!.. — позвал он севшим голосом. — Плохи наши дела!..
Хориён быстро вышел, натягивая стеганый халат. Солнце уже высветило вершину скалы. Сомнений не было, там находились враги.
Они подавали своим, находящимся внизу, какие-то знаки, махали платками.
— Он или в самом деле сын Бога, или дьявол… — проговорил Хориён.
— У нас больше нет времени ждать Спитамена. Прошу тебя, давай совершим налет вон на те шатры. Этим мы вынудим безумцев слезть со скалы.
— Нельзя, брат, нашим семьям мы нужны живыми. Давай подождем.
Оксиарт согласился. Но с этой минуты он не уходил в шатер, глаз не сводил со скалы, всегда казавшейся ему верной защитой замка и так коварно обманувшей. Но где же Спитамен? Куда он запропастился?..
Ближе к вечеру, когда основание горы окутала синева сумерек, а замок еще сиял в лучах солнца, как розовый топаз, с башни неожиданно раздались звуки карная, ворота отворились, из них вышли десятка два мужчин с широкими деревянными лопатами и принялись расчищать дорогу от снега. И тут же снизу цепочкой, держась друг за дружкой, потянулись к замку конники Искандара.
— О Всевышний, что они творят?! — схватился за голову Оксиарт.
Выбежавший из шатра Хориён долго смотрел на замок, к которому медленно приближалась четко различимая на снегу цепочка врагов, и вместе с ними снизу наплывала тень.
Оксиарт схватился за сердце, громко застонав, покачнулся. И упал бы, не подхвати его Хориён. Подскочили еще трое воинов, держа Оксиарта под руки, повели в шатер.
Спустя четыре дня вернулся гонец, которого посылали к Спитамену. За это время он ни разу не правил бороды и так оброс, что друзья узнали его коня раньше, чем самого. У него был жар, глаза ввалились и лихорадочно блестели. Он с трудом сполз с седла. Едва волоча ноги, направился к шатру, где лежал Оксиарт. Поздоровался, приложив руку к груди, и сказал:
— Мне не удалось найти Спитамена, мой господин. В замке нет ни его самого, ни его семьи…
— Так где же его носит?.. — хрипло вскричал Оксиарт.
— Никто этого не знает. Он совершает налеты на отряды македонян, которых Искандар разослал во все стороны собирать провизию и фураж для коней, и, как рассказывают люди, не задерживается на одном месте более трех дней.
— Почему бы ему не прийти сюда, где главные силы врага!.. — в сердцах воскликнул Оксиарт и сильно закашлялся.
— Успокойся, брат, — сказал Хориён. — Думаю, мы поступим благоразумнее, если теперь сами примкнем к его войску…
— Тебе легко говорить!.. — закричал Оксиарт, побагровев от гнева. — А мне каково, когда в когтях у дьявола моя семья… Моя любимая дочь!.. — и он закрыл лицо руками, чтобы никто не видел навернувшихся ему на глаза слез. — Если даже ты меня покинешь, брат, я сам буду воевать с Двурогим… я вызову его на поединок… я его назову трусом, если он не согласится…
— Мой господин, у меня есть и другая новость для вас, — проговорил гонец и надолго закашлялся, прежде чем смог продолжить: — Я не хотел говорить, ибо не знаю, можно ли в это поверить… Встретилась мне по дороге группа людей. Мы присели у родника, чтобы подкрепиться, чем Бог послал. Разговорились. Они, оказывается, из вашего замка…
— Да?.. — взревел Оксиарт, округлив глаза. — Почему же ты их не притащил сюда, чтобы я поотрезал им головы?
— Мой господин, если то, что они мне сказали, — правда, то вы, следуя обычаю, должны были бы скорее вознаградить их за добрую весть.
— Не хотят ли они преподнести сдачу моего замка на милость победителя как добрую весть?
— Мой господин, они сказали мне… — воин опустил глаза, словно не решаясь говорить.
— Ну, чего ты тянешь? Говори!.. — бросил с раздражением Оксиарт.
— Они сказали мне, что Искандар… Как только он увидел Равшанак, то едва умом не тронулся. Он умоляет ее стать его женой. А она же без вашего, отца своего, благословения не может дать согласия… Искандару известно только то, что вы отбыли в Мараканду. И он, в шутку ли, всерьез ли, якобы сказал: «Я незамедлительно выступлю в Мараканду, чтобы поскорее познакомиться с отцом Равшанак!..» Он берет в плен сотни и тысячи могучих батыров, а ваша дочь, выходит, пленила его самого…
Хориён прыснул и мотнул лохматой головой:
— Чушь какая-то, не может этого быть…
— Почему не может быть? — глаза Оксиарта неприязненно сверкнули, но он тут же снисходительно улыбнулся: — Очень даже может. Моя Равшанак так хороша, что способна очаровать не только царя, а и самого дьявола.
— Не будь столь легковерным, брат. Может, Двурогий готовит тебе ловушку, будь осторожен…
— Я сегодня же пошлю в замок верного человека, — сказал Оксиарт и сел; к лицу его прилила кровь, бледность исчезла, а в глазах появился живой огонек. — Пусть разузнает все. Если правда то, что рассказал мой гонец, то я и за тебя, брат, замолвлю перед Искандаром словечко…
Хориён насупился и опустил голову. Затем сказал, не глядя на двоюродного брата:
— Не знаю, как бы я себя вел на твоем месте. Может, не более достойно… Но пока Ахура — Мазда меня милует, и семья моя в моем замке. Так что у меня нет надобности идти на поклон врагу.
— Думаешь, он не доберется и до твоего замка?
— Когда доберется, тогда и посмотрим…
— Гляди, как бы не было поздно, брат, — сказал Оксиарт и знаком дал гонцу понять, что тот свободен. — Пришли ко мне Бабаха. Срочно!.. — бросил вслед ему.
И когда в шатер, колыхнув пологом, скользнул, словно тень, Бабах, высокий и сутуловатый от привычки стоять перед господином полусогнутым, Оксиарт щелкнул пальцами и сказал:
— Настал момент, когда нам могут пригодиться твои способности: просачиваться, как вода, сквозь щель, красться бесшумно, как дуновенье ветра, а при надобности исчезать, словно дым…
Покрытое сеткой мелких морщин лицо Бабаха разгладилось, осветившись улыбкой:
— Приказывайте, господин, я все исполню.
— Как только стемнеет, проберешься в замок. А на рассвете я жду тебя с вестями… Надеюсь, понял, что меня больше всего интересует?..
— Да, господин, — склонил голову Бабах, прижав к груди руки. — Я узнаю не только о намерениях Искандара относительно вашей дочери, но и насколько он искренен в своих чувствах.
— Подслушивал наш разговор, пройдоха? — погрозил ему пальцем Оксиарт.
— Я только что вернулся с охоты, господин, и принес газель. Ее уже разделывают. А мысли ваши я читаю по глазам, господин…
— Ступай.
