– Я просто должен взять тебя, малышка, – простонал он. – Иначе я кончу прямо сейчас себе в штаны…
Испытывая такое же сильное желание, она бросилась к двери и заперла ее. Ей придется предупредить водителя, чтобы ехал в аэропорт побыстрее. Но оно того стоило.
Он притянул ее к себе, поднимая ей юбку и стягивая с нее трусики. Она почувствовала, как его всего лихорадит, и это еще больше возбудило ее. Она легла поперек кровати и притянула к себе Эда. Они уже целую неделю не занимались любовью, и она соскучилась по нему. Он облизывал ее лицо, как голодный щенок, в то время как их бедра касались друг друга, терлись друг о друга, и наконец он без труда вошел в нее. Он спрятал лицо на ее шее, покусывая ей ухо. Поворачивая к нему голову, она хотела, чтобы его язык как можно глубже проник в ее рот, а член – в нее самое, ей хотелось, чтобы он полностью завладел ею. Эд двигался внутри нее, постанывая от наслаждения, и она почувствовала, что ее тоже очень быстро начинает захлестывать волна наслаждения.
– О, малыш… – едва дыша, произнесла она, обхватывая руками его голову и зарываясь пальцами в густые волосы у него на затылке. – О, малыш!
Они кончили одновременно, крепко сжимая друг друга в объятиях и тяжело дыша в лицо друг другу, чувствуя, как волна восторга сотрясает их тела. Он наклонился над ней, глядя на нее затуманенными от наслаждения глазами, однако у нее не было времени, чтобы побыть в его горячих объятиях столько, сколько бы ей хотелось.
– Это просто безумие, Мак! – сказал он. – Почему мы так поступаем друг с другом? Почему ты не выйдешь за меня замуж и не положишь этому конец?
Маккензи расхохоталась. Слегка оттолкнув его от себя, она села на край кровати и стала одеваться.
– Чему положить конец? – спросила она. – Даже если бы я и была замужем за тобой, я бы все равно поехала в Лос-Анджелес. Неужели ты думаешь, что маленькая миссис Эдди Шрайбер будет более послушной?
В его глазах мелькнула обида.
– Перестань произносить это имя так, как будто это самое большое унижение, на которое ты можешь пойти, – сказал он и зашлепал в ванную.
Он вернулся, держа в руках теплое влажное полотенце. Он нежно вытер ее.
– Малышка, ты стоишь нескольких миллионов, разве не так? Для чего придумывать себе проблемы?
Она выхватила у него полотенце и сердито бросила его на пол. Вскочив на ноги, она оправила одежду.
– Знаешь, я тоже так думала, прежде чем мои друзья из Виллидж не пробудили мое сознание…
– Это хиппи?
– Это добрые, порядочные люди. Они не считают, как ты или моя мать: «Пока у тебя миллион, сиди тихо и не раскачивай лодку»! И именно потому, что я могу это себе позволить, я должна сделать что-то хорошее, помочь тем, кому меньше повезло в жизни, а ведь эти люди работают на меня! Они помогают мне обогатиться!
– Мода на радикальность? – усмехнулся Эд. Он застегнул брюки и наклонился, чтобы надеть ботинки.
– Нет, Эдди! – она схватила его за плечи и заставила посмотреть ей прямо в глаза. – Я делаю это не из-за моды! Я действительно так считаю!
Он молча смотрел в ее серьезные глаза.
– Да, – он кивнул, – ты действительно так считаешь. Я в этом уверен.
Он зашнуровал второй ботинок и, повернувшись к ней спиной, стал спускаться по винтовой лестнице к входной двери. Она смотрела ему вслед, раздираемая противоречивыми чувствами.
– Подожди! – крикнула она ему вслед. – Не уходи так! – Она побежала за ним.
У входной двери он повернулся и посмотрел ей в лицо.
– Знаешь, что я действительно думаю обо всем этом, Мак? – сказал он. – Это чувство вины. Ты никогда не любила этого парня! Ты сваливаешь свою вину на всех. И знаешь, смерть не делает его праведником или святым. Но ты не можешь с этим примириться. Ты должна это как-то обставить! «Наркологический Центр имени Элистера Брайерли»…
– Мы помогаем вылечиться молодым наркоманам! – сказала Маккензи. – Я пытаюсь бороться с человеческими страданиями – что в этом плохого? И может быть, мне удастся хоть немного помочь беднякам в Лос-Анджелесе – я просто хочу попробовать! Ты должен уважать меня за это…
Эд открыл дверь. Они на мгновение замерли на пороге, глядя друг на друга.
– Так что? – спросила она. – Я не собираюсь тебя задерживать. Иди! Иди и делай свои доллары на Седьмой авеню.
– Мак, не уезжай в Лос-Анджелес, – тихо сказал он. – Это безумие! Ты заблуждаешься, ты подрываешь все…
– Вот именно! – Она слегка подтолкнула его. – Заблудшая Маккензи – это я! Золотое сердце и либерально-хипповые воззрения никуда не годятся, если ворочаешь миллионами и имеешь сына-лорда, но меньше всего я этого хотела…
Он подошел к лифту. Когда она закрывала дверь, он крикнул:
– Позвони, если я тебе понадоблюсь!
Она крикнула в ответ через закрытую дверь:
