– Все лица, которые могут сообщить что-либо, касающееся рассматриваемого дела, пусть подойдут и дадут показания перед судом. Боже, храни короля и милордов королевских судей.
Дождь продолжал ритмично барабанить по стеклянной крыше – это был час усталости, когда в голову лезут мысли о коктейлях. Снова наступила пауза. Судья повернулся и быстро зашагал вдоль скамьи. Толпа в зале номер 1 разделилась на отдельных людей с их личной жизнью и мыслями, шляпами и домами. Кто-то шумно зевнул, а потом внезапно прозвучал четкий голос:
– Следи за ним, Джо!
Это явилось шоком. Все повернулись к скамье подсудимых. Двое надзирателей держали заключенного за плечи. Почти у самого люка, ведущего к камерам, Ансуэлл повернулся и медленно подошел назад к перилам. Мы слышали его шаги по полу, отполированному ногами многих пребывающих ныне в мире ином. Но он не пытался предпринять какие-либо резкие действия, а всего лишь положил руки на перила и заговорил. Слышать его голос было все равно что слышать голос глухонемого.
– Какой смысл продолжать все это? Кусок пера отлетел от стрелы, когда я ударил его. Я признаю, что убил старую свинью, так что давайте закончим этот спектакль.
Глава 9
АЛАЯ МАНТИЯ БЕЗ СПЕШКИ
Если бы кто-нибудь спросил меня, что может случиться в подобных обстоятельствах, я бы подумал о чем угодно, кроме того, что произошло в действительности. Мы все смотрели на судью, так как обвиняемый обращался к нему. К этому времени мистер Рэнкин почти добрался до двери позади скамьи с правой стороны, через которую он входил и выходил. Возможно, на десятую долю секунды его быстрый шаг замедлился, а голова слегка повернулась. Потом его алая мантия безо всякой спешки исчезла за дверью, которая закрылась вслед за перевязанным лентой париком. Судья «не услышал» слов, которые четко прокричал заключенный. Поэтому мы тоже их не слышали. Словно глухонемые, мы молча подбирали наши шляпы, зонтики, пакеты, шурша бумагами и глядя в пол…
– Господи, неужели вы меня не слышите? Подождите!..
Присяжные выходили как стадо овец – никто из них даже не обернулся, кроме одной испуганной женщины, которую тут же потянул к выходу старшина.
– Ради бога, послушайте меня! Я признаю, что убил его! Я прошу вас…
Его прервало успокаивающее бормотание надзирателя:
– Тихо, парень, все в порядке… Джо, уведи его…
Ансуэлл остановился, переводя взгляд с одного надзирателя на другого. Мы старались не смотреть выше пуговиц его жилета, но у нас сложилось впечатление, что он чувствует себя еще более загнанным, чем прежде.
– Подождите! – кричал Ансуэлл, когда надзиратели тащили его к люку. – Я не хочу уходить! Неужели они меня не выслушают? Ведь я признался!..
– Конечно, парень, но у тебя еще полно времени. Осторожно, здесь ступенька…
Мы выходили строем, оставляя за собой пустой зал с желтой мебелью. Бледная Лоллипоп подала мне знак, который я интерпретировал как «вниз». Я не мог разглядеть в толпе Г. М. Начали гасить свет, и вокруг послышался шепот:
– …и все кончено, кроме повешения.
– А я всего пару секунд назад подумала…
– Что он не мог это сделать?
– Не знаю, но…
– Я должна идти, Кен, – сказала Эвелин, когда мы выбрались на улицу. – Обещала Сильвии прибыть к половине седьмого. Ты идешь?
– Нет. У меня сообщение для Г. М. Просто «да» от Мэри Хьюм. Я подожду.
Эвелин закуталась в шубку.
– Не хочу здесь торчать… Черт возьми, Кен, зачем мы вообще пришли сюда? Теперь ему конец, верно?
– Зависит от того, является ли это доказательством. Очевидно, нет.
– Подумаешь, доказательство! – с презрением сказала Эвелин. – Что бы ты чувствовал, если бы сидел в жюри? Вот что важно. Лучше бы мы никогда не слышали об этом деле! Как выглядит эта девушка? Нет, не говори – не хочу ничего знать… Пока, дорогой. Увидимся позже.
Она поспешила в дождь, а я остался в толпе. Люди у дверей Олд-Бейли суетились, как цыплята, хотя дождь почти прекратился. Дул порывистый ветер; на Ньюгейт-стрит белели газовые фонари. Среди автомобилей, ожидавших сановных владельцев, я нашел закрытый «воксхолл» Г. М. (не недоброй памяти «ланчестер»!) с его шофером Луиджи. Прислонившись к машине, я попытался закурить сигарету на ветру. На меня нахлынули воспоминания. Вон там, за церковью Гроба Господня, тянулась Гилтспер-стрит, а от нее отходил Плейг-Корт, где несколько лет назад Г. М. и я занимались совсем другим делом,[12] когда Джеймс Кэплон Ансуэлл еще и не помышлял об убийстве. Толпа, выходящая из Олд-Бейли, медленно редела. Когда начали закрывать двери, пара полицейских лондонского Сити в шлемах, похожих на каски пожарных, обшитые синей тканью, вышли и окинули взглядом ситуацию. Г. М. показался одним из последних. Он ковылял в съехавшем на затылок цилиндре; ветер теребил полы пальто с побитым молью меховым воротником, а по резким движениям губ, произносивших безмолвные ругательства, я понял, что он говорил с Ансуэллом. Г. М. втолкнул меня в машину.
– Поехали! – крикнул он и добавил: – Молодой осел все испортил.
– Значит, он все-таки виновен?
– Конечно нет! Он просто вполне достойный парень. Я должен вытащить его, Кен! Дело того стоит.
