сначала делали ход, а только потом думали…
Должно быть, я прислушался к советам Ботвинника, ибо уже через четыре месяца после первой сессии мне удалось выполнить норму кандидата в мастера в одном из бакинских турниров. Кстати, в нем играл и Александр Шакаров — большой знаток дебютной теории и мой будущий помощник.
Следующий, 1974 год начался для меня с новой победы. К удивлению многих, команда Бакинского дворца пионеров выиграла отборочный этап турнира на приз газеты «Комсомольская правда». Я одержал четыре победы при одной ничьей.
Финал Всесоюзного турнира дворцов пионеров состоялся в Москве. Нам предстояло встретиться в сеансах одновременной игры с гроссмейстерами — капитанами команд-соперниц. В первом же туре я испытал сильнейшее потрясение, увидев перед собой живую легенду — Михаила Таля! Я мог даже пожать ему руку! Впоследствии я считал своим прямым долгом выступать в «турнирах шахматных надежд» (так по праву стали называть соревнования дворцов пионеров), понимая, сколь важна для ребят встреча с известным гроссмейстером за доской.
Встреча с Талем — одно из наиболее памятных событий моего детства. Я был наслышан о его устрашающем, гипнотическом взгляде, которым он буквально пронизывал соперников. Правда, чтобы «одолеть» меня, Талю этого не потребовалось. Я проиграл еще Тайманову и Полугаевскому, но зато выиграл у Авербаха и сделал ничью с Кузьминым, который сказал корреспонденту: «Мне и в голову не приходило, что десятилетний мальчик может так грамотно разыгрывать эндшпиль».
В январе 1975 года я занял 7-е место на юношеском чемпионате СССР в Вильнюсе — при 30 с лишним участниках. Учитывая мой возраст, это было неплохо. Хотя могло быть и лучше. В последнем туре, в партии с ленинградцем Алешей Ермолинским, я упустил легкий выигрыш и проиграл. Помню, это так расстроило меня, что я едва не расплакался прямо в зале. Не оттого, что проиграл — просто клял себя за дурацкую ошибку. Меня и сейчас ужасно злят такие промахи.
По иронии судьбы, победителем чемпионата стал семнадцатилетний Женя Владимиров, в дальнейшем — один из моих тренеров. У него было поразительное позиционное чутье, и ему предрекали большое будущее…
Вскоре после турнира в Вильнюсе шахматный обозреватель лондонской газеты «Guardian» Леонард Барден сделал следующий прогноз: «Что бы ни случилось с мировым титулом в 1975 году, большинство специалистов предсказывают, что Карпов станет преемником Фишера или в этом году, или в 1978-м, или в 1981-м. Но кто будет чемпионом после Карпова? По-моему, есть явный фаворит мирового первенства 1990 года. Это одиннадцатилетний Гарри Вайнштейн из Баку — самый молодой участник юношеского чемпионата СССР, самый молодой кандидат в мастера со времени Карпова».
Барден ошибся на пять лет, но сам факт такого прогноза заслуживает внимания — хотя бы потому, что это был первый похвальный отзыв обо мне в западной прессе. К счастью, тогда я слыхом не слыхивал о столь лестной оценке, а то бы она могла вскружить мне голову…
В ноябре того же, 1975 года я, наконец, познакомился с Анатолием Карповым. Мы встретились в Ленинграде на турнире дворцов пионеров. Карпов выступал в роли капитана челябинцев. Ему было двадцать четыре года, и совсем недавно он унаследовал от Фишера титул чемпиона мира.
И все же встреча с Карповым не вызывала у меня такого душевного трепета, как партия с Талем. Но ребята нервничали и шли на игру какие-то потерянные. Уже в холле гостиницы, где проходил турнир, я сказал: «Чего бояться? Карпов — чемпион мира, но и он может ошибиться». Видимо, эти слова услышал кто-то посторонний, и на следующий день один из покровителей Карпова, А. Тупикин (тогда секретарь одного из ленинградских райкомов партии), сказал моей маме: «Имейте в виду: Карпов злопамятен».
В отчете об этом туре «Советский спорт» писал: «Во время сеанса А. Карпова со школьниками из Баку наступил момент, когда у чемпиона мира остался только один соперник — двенадцатилетний кандидат в мастера Гарик Каспаров. Карпов сел напротив юного шахматиста, и, естественно, этот момент фотокорреспонденты не пропустили. Дело в том, что Гарик — один из самых наших талантливых юных шахматистов, и кто знает, не состоится ли когда-нибудь еще один поединок Карпов — Каспаров…»
Кто бы мог предположить тогда, что годы спустя нам придется сыграть полторы сотни партий и провести за доской более 600 часов?
Ту партию я проиграл, хотя и имел явный перевес. Вот какой диалог произошел у меня с корреспондентом бакинской газеты «Спорт»:
— Чем объяснить поражение от чемпиона мира?
— Может, тем, что остался с ним один на один. Представьте, сидит против вас лучший шахматист планеты. Вот и просмотрел его комбинацию.
— И какой урок извлек ты из этой встречи?
— Нужно бороться до последнего, даже если у тебя выигрышная позиция.
Моим следующим испытанием стал чемпионат страны среди юношей, проходивший в январе 1976 года в Тбилиси. Я не рассчитывал на победу, поскольку был намного моложе своих соперников. Но в глубине души все-таки теплилась надежда. И, как оказалось, не зря.
Перед последним туром я возглавлял турнир вместе с Рафиком Габдрахмановым. Но он проиграл Зурабу Стуруа, и тот вышел на пол-очка вперед. Мне нужна была победа, но как на грех играл я отвратительно и отложил партию с Зигурдсом Ланкой в тяжелой позиции.
Все думали, что я проиграю, — все, кроме Александра Асланова, одного из бакинских тренеров. Вместе с Олегом Приворотским он помогал мне анализировать отложенную позицию. Мы упорно трудились — пока, наконец, при участии ереванского тренера Альберта Арутюняна не была найдена совершенно фантастическая идея защиты.
При ничьей возникал дележ первых двух мест и в силу вступал коэффициент Бухгольца. В этом случае ситуация была неясной, поскольку еще не все партии последнего тура закончились. Но, так или иначе, ребята из Грузии ликовали в предвкушении «золотого» дубля: Майя Чибурданидзе уже стала чемпионкой страны среди девушек, а Стуруа, по общему мнению, тоже должен был вот-вот присоединиться к ней.
Началось доигрывание. Через несколько ходов, случайно бросив взгляд в зал, я увидел отчаянно жестикулирующего Асланова. Он явно был чем-то радостно взволнован. Через десять ходов в нашей партии была зафиксирована ничья.
То, что произошло потом, навсегда врезалось в мою память: Асланов вмиг преодолел расстояние от седьмого ряда до сцены и с криком: «Гарик, Гарик, ты — чемпион!» подхватил меня на руки.
Не в силах поверить в случившееся, я, наверное, целый час еще твердил про себя: «Я чемпион, я чемпион…»
Взрослые игры
Впервые я побывал за рубежом в июле 1976 года, когда принял участие в чемпионате мира среди юниоров, проходившем во французском городке Ватиньи, под Лиллем. Еще ни один шахматист не представлял нашу страну на международной арене в таком юном возрасте! Но это было моим единственным достижением, в остальном же поездка принесла мне одни разочарования.
Вроде бы я выступил неплохо: разделил 3—6-е места при 32 участниках. Еженедельник «64» так и оценил мою игру: «неплохо». Но мой собственный приговор был суровее. Я чувствовал, что с лидерами мог сыграть значительно лучше. И это меня расстроило.
Огорчило и то, что турнир почти не оставил времени для знакомства с Францией. Готовясь к поездке, я постарался узнать все, что касалось ее истории и обычаев, внимательнейшим образом изучил карту страны, принадлежащую дедушке. И что же? Мы буквально промчались мимо всех исторических памятников, которые я так надеялся посмотреть. Но я не мог не заметить, что тамошний образ жизни существенно отличается от нашего, хотя был слишком мал, чтобы сделать из этого какие-то выводы. Я воспринял это просто как жизненный факт, как результат нашей трудной истории…
В январе следующего года, в Риге, мне предстояло защищать титул чемпиона страны среди юношей. Общеизвестно, что отстаивать титул всегда труднее, чем завоевывать его: против чемпиона все играют с удвоенной энергией. Тем более что среди участников были такие опытные бойцы, как Чернин, Юсупов и мой
