Я не хотел повторять распространенную ошибку и давать себе передышку после прошлогоднего сверхусилия.
Началась серьезная подготовка. За два месяца до чемпионата Ботвинник написал мне: «Больше всего меня волнует твоя игра черными. После твоего успеха в Югославии на тебя будут наваливаться, и прежде всего белыми. Поэтому черными надо играть прочные системы (без риска). Однако пассивная игра не для тебя — системы должны быть обязательно с возможностью контригры».
Но в Минске, где проходил 47-й чемпионат страны, я начал игру очень осмотрительно — настолько, что старый друг и соперник Ботвинника еще по 30-м годам Сало Флор был удивлен необычной для меня сдержанностью. «Никаких жертв — скорее в стиле Карпова или Петросяна», — комментировал он мою победу в 1-м туре над Георгадзе. Следующая победа — над Свешниковым — тоже была достигнута солидной позиционной игрой. Но в 3-м туре я вышел из засады и выиграл у Юсупова в стиле, который один комментатор даже сравнил с алехинским. Так что в итоговой статье о чемпионате Флор уже отозвался о моей игре иначе: «Гарик — огонь за шахматной доской».
После трех побед на старте я сделал шесть ничьих подряд, хотя борьба в них носила далеко не мирный характер. Дальше— хуже: сначала одним импульсивным ходом проиграл Лернеру, потом не использовал хорошие позиции в партиях с Аникаевым и Белявским и тоже проиграл. Но все же сумел переломить неблагоприятно складывавшийся для меня ход борьбы и на финише победил Купрейчика и Долматова. В итоге я завоевал бронзовую медаль, поделив 3—4-е места с Балашовым (вслед за Геллером и Юсуповым). Из 11 партий с гроссмейстерами я выиграл четыре, шесть закончил вничью и проиграл лишь одну.
За полгода мой международный рейтинг вырос на 50 пунктов и к началу 1980 года составил 2595. Неплохо, но все же на целых 130 пунктов меньше, чем у Карпова.
В январе должен был состояться очередной командный чемпионат Европы. Местом его проведения избрали небольшой шведский городок Скару, близ Гётеборга. Меня включили в состав сборной СССР, которой предстояло отстаивать свой чемпионский титул. Играть в одной команде с Карповым, Талем, Петросяном — это была большая честь для шестнадцатилетнего школьника. Хотя я был всего лишь вторым запасным, но чувствовал себя именинником: как-никак — первое выступление во взрослой сборной. Доверие надо было оправдать, и я внес свой вклад в общую победу, потеряв в шести партиях только пол-очка!
Из Швеции я вернулся с золотой медалью и теперь с волнением ожидал весны, когда в моем родном Баку было намечено провести международный турнир. Мне нужен был второй гроссмейстерский балл, и свой шанс я не намерен был упускать.
Турнир превзошел все мои ожидания. Игралось легко, раскованно — наверно, и впрямь дома стены помогают. Как болели за меня бакинцы! В общем, удалось не только перевыполнить норму гроссмейстерского балла, но и занять 1-е место (11,5 из 15), опередив на пол-очка Белявского…
Возможность выступить на юношеском чемпионате мира, естественно, обрадовала меня. То, что не удалось когда-то на юниорских турнирах в Ватиньи и Кан-сюр-Мэре, можно было осуществить теперь в Дортмунде.
От меня, как от обладателя самого высокого рейтинга, ждали победы. Однако подобные ожидания могут обернуться неприятностями, особенно если, привыкнув к манере игры взрослых, не перестроиться во встречах со сверстниками. Но на этот раз все обошлось благополучно. Довольно быстро уйдя в отрыв, я закончил дистанцию первым, опередив серебряного призера Шорта на полтора очка. Найджел говорит, что до сих пор помнит то впечатление, которое я произвел на него за доской: «Я никогда не сталкивался с таким напористым игроком, никогда не ощущал такой энергии и сосредоточенности, такой воли и такого страстного, просто обжигающего желания победить».
Теперь я был шахматным принцем! Радость переполняла меня, радовались мои тренеры — Никитин и Шакаров, радовались школьные учителя и одноклассники. Правда, уже бывшие: за три месяца до начала чемпионата я закончил школу с золотой медалью.
Тот замечательный 1980 год, год четырех золотых медалей, завершился для меня Олимпиадой на Мальте. После жесткой борьбы в течение двух с половиной недель нашей команде удалось все же обойти сборную Венгрии — но лишь по коэффициенту. Играя на последней, шестой доске, вслед за Карповым, Полугаевским, Талем, Геллером и Балашовым, я набрал очков больше всех — 9,5 из 12.
К январю 1981 года мой международный рейтинг поднялся до 2625, в то время как рейтинг Карпова равнялся 2690. Разрыв между нами все сокращался — обстоятельство, мимо которого наверняка не прошли ни Карпов, ни его окружение. Может, это сближение уже начало их беспокоить?
«Другой нам не нужен!»
Оглядываясь сейчас назад, я думаю, что Карпов почуял опасность еще в 1978 году, когда в возрасте всего пятнадцати лет я достиг уровня высшей лиги чемпионата страны. Ничего подобного прежде не случалось! Я не был еще даже международным мастером. Должно быть, это явилось серьезным сигналом для чемпиона, хотя он тогда был поглощен единоборством с Корчным и, казалось, ни о чем другом не думал. Но многие заметили, что Карпов внезапно перестал упоминать мое имя в своих интервью, когда речь заходила о перспективных молодых шахматистах.
Тогда я еще наивно полагал, что все проблемы решаются только за доской, в честной, спортивной борьбе. Я не мог представить себе, что совсем скоро буду вовлечен в игру без правил. Впервые я почувствовал, что происходит что-то неладное, на так называемом турнире поколений — матч-турнире сборных команд СССР, организованном в Москве в феврале 1981 года.
Команд было четыре: первая и вторая сборные, команда ветеранов и молодежная команда. Из восьми шахматистов, входивших в первую сборную, половину составляли чемпионы мира разных лет, в том числе и действующий: Карпов, Спасский, Петросян и Таль. Ветераны делали ставку на экс-чемпиона мира Смыслова и на Бронштейна — претендента, который, пожалуй, ближе всех был к чемпионскому титулу, но так и не завоевал его. В 1951 году он сыграл вничью матч с Ботвинником, причем ведя в счете за две партии до конца… Вообще, мне всегда казалось, что просто кому-то суждено, а кому-то нет, и уж если вам написано на роду стать чемпионом, вы станете им, а если нет — как, например, Бронштейну, Кересу, Ларсену, Корчному, — значит, такова судьба.
Естественно, я рассчитывал играть на первой доске в молодежной команде; такого же мнения придерживалось большинство шахматистов. Неожиданно руководство федерации стало настаивать на том, чтобы на первой доске играл либо Псахис, ставший накануне чемпионом страны, либо Юсупов. Но к тому времени мой рейтинг был уже одним из самых высоких в стране — выше, чем у Смыслова и Петросяна, превосходя даже рейтинг Таля. Так в чем, казалось бы, проблема?
Сейчас-то я понимаю, что ответ лежал на поверхности. Просто Карпов, как чемпион мира, играл в своей команде на первой доске и не хотел встречаться со мной. Другого объяснения нет! А тогда кончилось тем, что мы потребовали демократичного голосования, чтобы определить, кто возглавит команду. Чиновникам это не понравилось, но выбора у них не было. В итоге пятью голосами против трех выбрали меня. Таким образом, мы с Карповым оказались друг против друга за шахматной доской.
За несколько дней до встречи Карпову присудили очередной, седьмой по счету «Оскар» — приз лучшему шахматисту года, присуждаемый ежегодно Международной ассоциацией журналистов, пишущих на шахматные темы. Я по результатам опроса был назван третьим в мире. Мы стремительно сближались — чемпион мира и чемпион мира среди юношей. Флор писал тогда: «Несомненно, что в скором будущем Карпов и Каспаров будут встречаться часто. Многие полагают, что рано или поздно между ними состоится поединок на самом высоком уровне».
Мы сыграли в матч-турнире две партии, обе — творчески насыщенные, остросюжетные, продолжавшиеся по пять часов. Когда после первой партии корреспондент спросил, почему я отклонил предложенную чемпионом мира на 15-м ходу ничью, я ответил: «Я никогда не слышу зал, а тут вдруг заметил, сколько людей собралось на эту встречу. Я понял, что не имею права обмануть их надежды — нет, не на победу, а на бескомпромиссную борьбу».
И вторая наша партия с Карповым держала зрителей «под напряжением». Когда она закончилась,
