сантиментам. А секс – давно всего лишь атрибут бизнеса, вроде сауны или обеда в «Савое». Хотя… Может быть, Бран – просто детально просчитал реакцию финансиста? Душа человечья – потемки, а уж у того, кто возится не с людьми, а с колонками цифр, – ее, возможно, нет вовсе.
Из догадок кафтана не сошьешь, а вот выйти на Брана, чтобы он этого не узнал… Непростецкая задачка… А разве операция по устранению Магистра была простой?..
Ну а сейчас… Сейчас нужно было выполнять указание Брана.
Альбер вынул пачку сигарет, зажигалку. Передал одному из парней:
– Оставьте у нее.
– Мне уйти? – спросила Лена.
– Да. Тебя проводят.
– А обуться хотя бы можно?
– Да.
Девушка надела короткие сапожки и пошла за парнем. Второй следовал сзади, она чувствовала его взгляд. Мысли мелькали панически: может быть, врезать тому, что впереди, по башке и убежать?.. Ей вдруг вспомнился тот, летний давний случай, с Валькой и этим козлом Цаплей… Тогда… Тогда тоже было страшно, но не так.
– Мы пришли.
Парень распахнул дверь, вошел, положил на стеклянный дымчатый столик пачку сигарет и зажигалку. Одинцова вошла следом и почувствовала, как ее страх превращается в дикий, животный ужас. Комната напоминала кабинет зубного врача: здесь стояла кушетка, лежачее «кресло», похожее на зубоврачебное, но с двух сторон свисали прочные ремни, чтобы фиксировать «пациента»; за слегка тонированным оргстеклом запертых шкафов угадывался блеск медицинских инструментов… Или – не медицинских?.. Стены были абсолютно белыми; стерильно чистым бельем были застелены и кушетка, и кресло…
– Ждите, – бросил парень и вышел.
«Чего?» – хотела прокричать ему вслед девушка, но ее беспомощный взгляд уткнулся в закрывшуюся, обитую белым дерматином дверь. Лязг металлического замка и – тишина.
Она опустилась на холодную простыню кушетки и замерла. Больше всего ей хотелось умереть, сейчас, сразу, пока…
Что будет – она не знала.
Может быть, вскрыть вены?.. Но шкафы – заперты, а стекло, это видно сразу, особое – его не разбить и молотком… Или – вытянуть из сапожек шнурки и – удавиться?.. Бред…
Вдруг она почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернулась. В двери был наружный телескопический глазок; она была уверена, что кто-то сейчас рассматривает ее, внимательно, алчно… Господи, что же с ней теперь будет?..
Девочка сжалась от какого-то обреченного Отчаяния и завыла, будто маленький щенок, провалившийся невесть куда и чутьем понимающий, что выбраться не сможет. Никогда.
Глава 54
Проснулся я от толчка.
Колян ругался длинно и виртуозно. Гляжу в оконце – подъезжаем к Курскому.
Поезд пришел час назад, мы опоздали. Видя мое кислое лицо, Колян прокомментировал:
– Так мы по той Москве уже час и крутимся. Не проехать, да и развязки я не знаю… А перед бампером такие лизаные борта мельтешат, что так и просится – врезать! Чтоб не выдребывались! Где причалить-то?
Прикидываю. Разворачиваться, потом пилить к Курскому снова…
– Приткнись где-то вон там, сбоку.
– Сделаем.
– Держи, – протягиваю ему пачку баксов, никак не меньше шести сотен полтинниками, реквизированную у блондина: ему не пригодятся, а Колян на эти деньги, глядишь, к машине не только бронированный бампер, он к ней крылья приспособит! – Только – подожди чуток, мало ли…
– Да подожду. – Он припарковал машину у скверика. – Чтобы менты не согнали – капот открою, сломался, и все тут…
– Ага. – Я выскочил было из машины…
– Погоди, Серега!
– Да?
– Держи. – Колян протягивает мне черную вязаную шапочку. – А то ты с бинтами на голове – как комиссар в каком кино…
– Спасибо.
Натягиваю шапочку и бегу к вокзалу. Прихрамываю. Нога затекла от сидения, ничего, разойдется. Да и обращать внимание на такую мелочь, как боль, – это воощее. Есть! Поезд еще не успели отогнать на запасные. Иду вдоль вагонов. У одного – встречаю торопящуюся тетю, по виду – проводницу.
– Скажите, вы с этого поезда?
– Ну… – не сбавляя шага, разлепляет она губы.
– А из какого вагона?
– А тебе что за дело?
– Я в Репнинске отстал.
– В Репнинске?
– Ну да.
– Вещи, что ли, забрать? Так лишних у нас не нашлось.
– Да нет. Я с подругой ехал…
– А-а-а… Нашлась пропажа…
– Какая пропажа?
– Да ты и есть. У нас две: проводник исчез, ну и ты. На тебя бы внимания никто не обратил, а проводник – он все же лицо служилое… Бригадир – рвет и мечет! Вы с ним не вместе, случаем, были?
– Вместе, – вру, не моргнув.
– Ну и где он?
– В больнице.
– Ну да?!
– Ага. – Приподнимаю шапочку, демонстрирую белую повязку.
– А что случилось-то?
– Ногу он сломал.
– Спьяну, что ли? – недоверчиво смотрит на меня женщина.
– Да долго рассказывать… Вышли в Репнинске, а там… Скажите, а девушка, что со мной ехала…
– Хм… Нашла из-за кого убиваться… Тоже – принц писаный. – Женщина окинула меня уничижающим взглядом. – На такую девку надо дышать – не надышаться, а ты, видать, запьянствовал… Чего в Репнинске-то вылезал, не хватило?
– Да нет… К проводнику какие-то парни подошли… Я как раз – курил…
Слово за слово… Он с ними отошел куда-то, побазарить… А тут – поезд тронулся… Я за ним метнулся, пока назад вернулись, от поезда – одни огоньки… А тут и парни эти вернулись, начали вязаться… Или не поделили они с провожалой чего – не знаю… Короче, мне по башке, он ногу поломал, в ступне: один его чем-то тяжелым навернул, поскользнулся, ну и… Потом, как водится, милиция: разбирательство… А чего там разбираться – все налицо… Меня как из отделения отпустили – я сразу попутку поймал, и – сюда. А проводника вашего – в больницу, в гипс. А что девчонка-то моя, сошла?
– Сошла, а куда она делась? Подождала-подождала, да и не дождалась… А я бы такого – и дожидаться не стала: тоже брыльянтовый! Да и сдается мне – брешешь ты все! – Баба уперла руки в бока и неожиданно толканула меня к группке, тусующейся у вагона:
– Вон, ты им поди объясни, где был да куда Прохоренко задевался. Они час тут уже всех пытают: что, да как, да почему! А девка такая себе получше найдет, не такого ханурика стоеросового!
Наткнувшись на взгляд одного из парней, я все понял сразу. Как и он. Я спрыгнул под платформу и побежал. Двое метнулись следом, третий погнал по платформе, наперерез. Почувствовав, что догоняют,
