– похитили его самого! А он – ни хрена не помнил, и только недавно вспомнил! И вообще он банкир!
– Банкир?
– Это ничего… – пожала плечами Ленка. – Вообще-то он хороший. – Снова оглядывается по сторонам. – А у вас тут не так и скверно. Я присяду вон там, ага?
– Давай, – автоматически кивает Михалыч, тревожно смотрит на меня, спрашивает:
– Что с ней?
– Наркотик. Сначала – транквилизирующий, теперь – «веселящий». Нестыкуха, вот ее и тащит немножко. Я глянул зрачки. Через пару часов будет в полной норме.
– Твои слова – да Богу в уши…
Глянул на девчонку: она примостилась в кресле, ведомым только ей способом умудрилась свернуться в клубочек и мгновенно заснула. Дыхание – спокойное и ровное… Ну и славно.
– Так, значит, это тебя мы слушаем уже третий месяц?.. – интересуется Михалыч.
– А что, у меня – на лбу написано?
– Да нет. Голос. Плюс, – Тишайший кивает на девчонку, – ей я верю.
Хм… А мне, значит, – нет. Впрочем, и я ему – не особенно. Не люблю торжественных кликух и тождественных совпадений. Но отвечаю спокойно и ровно:
– Значит, слушали, говоришь. И как успехи?
– Пока – скромные.
– А вообще?
– По жизни?
– Ну вроде того…
– Спасибо, хреново. – Он обвел взглядом помещение. – Да ты и сам видишь. А у тебя?
– Алексей Михалыч, помнишь анекдот про муравья?
– Напомни.
– Выходит муравей на деревню покрасоваться. Весь в черном фраке, в белой манишке; ни пылинки на рукаве, ни соринки на сверкающих штиблетах… А тут – стадо бычков, на первый выгон… Короче, притоптали его, едва жив остался, встает – пыльный, побитый, стряхивает с обшлага невидимую пылинку, вздыхает горестно: «Меня… Конопляного муравья, мордой – в грязь… И – кто? Бычье…»
Михалыч смотрит мне прямо в глаза. Долго, не отрываясь. Взгляда я не отвожу. Он делает едва уловимое круговое движение зрачками, давая мне понять, что комната не только просматривается, но и прослушивается насквозь. Ну и в «песочницу» нас с Ленкой угораздило залезть!
– Ну что, давай говорить? Так сказать, по материалу…
– Ага. Сейчас мы этот орех запросто расщелкаем. В четыре-то руки…
– Сначала – по коньячку?
– А есть?
– А как же… Без образного мышления, – Тишайший произносит крайнее слово по-генсековски, с ударением на первый слог, – вооще-е никуда… А коньячок – весьма стимулирует. Весьма.
Присаживаемся к монитору, Михалыч извлекает бутылку «Арарата», два стакана…
– Красиво живете…
– Главное – знать, где лежит! Да и чего нам с такой-то дозы? Мы с Валерианом из этой берлоги уже давно не вылезали – по твоей, кстати, милости…
Забыл уже, как Галька брыкается! – Разливает. – Вздрогнули?
– Ага. За удачу.
– За нее. Как орех, говоришь? Михалыч выпивает свою «сотку» махом.
– Ага! Легко! – Следую его примеру.
– Ну-ну… Послушай пока свои песнопения в состоянии тяжелого наркотического опьянения… Ты, кстати, – не поэт?
– Да покамест нет.
– Тем более любопытно… И посмотри, как я разложил стихи и музыку по цветам. – Он кивает на монитор, манипулирует с клавиатурой – в комнате звучит мой собственный голос, громко, напевно:
«Смута смутная – плач дорогою, жизнь беспутная, даль убогая…»
– Ты прямо Кобзон! Или этот – Паваротти! – произносит Михалыч, наклоняет ухо к моему рту, шепчет одними губами:
– Рассказывай. Эта бандура глушит все!
Бран сидит в небольшой комнатке. Перед ним – телеэкраны, на которых изображение всех комнат и коридоров Замка. На особом экране, крупно, – комната программистов. Принявшие коньячку мужчины активно и весело что-то обсуждают, но слов их не слышно – все глушит звучащая песня.
Валериан сидит на стуле, вперившись взглядом в монитор дублирующего компьютера. Сзади него – охранники и незнакомый мужчина.
– О чем они? – спрашивает мужчина невысокого худого субъекта.
– Прочесть по губам невозможно. Совершенно нечеткая артикуляция. Да и сидят они к камере боком.
– Они там, часом, не напьются? – снова спрашивает тот, теперь уже Валериана.
– Не должны. Михалыч – он всегда такой, а этот – не знаю… Да они и выпили немного.
– Что это за всполохи на экране?
– Цветовая авторская расшифровка текста и музыки…
– Зачем это нужно?
– Ключ-код может быть чем угодно…
– Цветом – тоже?
– Да.
Мужчина жестко сжал губы. Получится… Должно получиться… На этот раз он постарался. Теперь должен постараться Дорохов. Не за страх, а за совесть.
Пока мой хрипатый баритон выводит всяческие рулады и умничает, я пересказываю Тишайшему содержание пролетевшего дня. Он мрачнеет. Иногда – задает вопросы. А что мне его вопросы, если у меня на них ответов – ноль?..
Бойцы освобождения Курдистана уже давно должны были размести этот «скворечник» в пух и перья или хотя бы нарисоваться и потолковать с Кришной… Дабы во всеуслышание прозвучал сигнал «отбоя воздушной тревоги»… Помнится, в незапамятные андроповские времена Генсек любил побаловать народ угрозой внезапного нападения супостата… При Горбачеве эту милую традицию отменили не сразу, хотя уже ввели новую: продажу алкогольного яда исключительно с двух часов и в очень ограниченном количестве в одни руки: два пузыря на лицо… Или – на рыло. Помнится, очередной «налет» застал нас с приятелем метрах в пятидесяти от винопродажной точки: объявившиеся мужички с повязками быстро загнали нас в какую-то подворотню пережидать «ядреный взрыв». Пережидаем.
Абстиненция мучит – сил нет. И надо сказать, не нас одних: еще с десяток мужиков пережидают «авианалет» с тяжелым похмельным сердцебиением…
«Условного врага» наши доблестные «условные соколы» отогнали ровно в четырнадцать ноль-ноль! Труба пропела буквально из каких-то репродукторов, и – народ ломанулся к магазину! Из каких щелей и подворотен посыпались в середине рабочего дня страждущие – неясно; помню одно – кроссов с такой скоростью я не бегал давно… Разве что на флоте – ну, там от пули…
К «питейной точке» я пришел первым. Ухватился за приваренную к окованной металлом двери ручку мертво – хрен оторвешь! Приятель страховал сзади. А как отпело – а пиликало «отбой» секунд тридцать – сорок, – я оглянулся – и ахнул!.. За эти «трубные» секунды за мной успел выстроиться хвост человек в двести! Не-э-эт, господа капиталисты, умом Россию вам не понять! Никогда! И еще… И еще подумалось тогда: вот эту бы энергию «рывка к прилавку» после «маневров» – да в мирных целях! Весь американский промышленный комплекс вместе с японским кибернетическим чудом рядом просто отдыхать будут!..
А чего мне столь злачное времечко вспомнилось?.. Сейчас на дворе, как говорят по «ящику», другие реалии…
Просто и песни, и стихи я лабал как раз тогда, чтобы было чем занять понурую от непрекращающегося пьянства голову… Сейчас слушаю вполуха – неплохо, надо сказать, получалось…
