И кому на кой ляд сдался? В любом случае, появление «спецуры» из дюжины розовощеких – подарок не самый сладкий… И «махаться» с ними не хочется, и приказ надо выполнять…
– Я вот одно не пойму, чего «главкомверх» намудрил? – поделился тихо здоровый с Батей. – И стволов- де не брать, и вязать втихую? Сейчас бы уже по всей форме покрутили молодца, можно – с его девчонкой, да уже к Приморску бы подъезжали…
– Если бы доехали…
– Вот как…
Никакой связи ни с «верхом», ни с Назаром СОБРы не поддерживали – от греха. Тише сидишь – дальше глядишь. Палаточку вряд ли уже «распробовали», но то, что линять отсюда нужно с наступлением сумерек, – без дискуссий.
Ждать результатов «прощупа» Назара – дело покойное, но тухлое.
– А что. Рыбак, рыбку половить не надумал?
– Так базара нет! – отозвался Серега.
– Значит, решаем так. Примешь водчоночки на грудь, чуток, для аромату, и пойдешь разносчиком.
– И чем торговать будем?
– Да куртками. Зря мы их, что ли, третьи сутки маринуем?
Куртки неизвестно чьего производства были захвачены во время «войсковой» операции на приморском «толчке»: не было на них ни документов, ни справок, ничего. По идее их следовало в тот же день сдать, но накатили дела, потом – саму машину куда-то забрали на дежурство, и куртки так и остались лежать навалом в полосатой «челноковой» сумке в углу «рафика».
– Батя, а может, и я? Вроде напарником? – не удержался Саша Шмаков.
– Думаешь, Рыбак сам не донесет?
– Да не, для подстраховки, мало ли? Вон у американцев, все по двое работают…
– У американцев… У них и флаг – матрас, и в супе – ананас… Два околачивающихся рыла – по нашим раскладам многовато… И без того вся «кумбинация» вилами по воде писана… – Батя не скрывал досады. – Ты вот что, сынок… Тоже валяй на свежий воздух, но погодя чуток… Хотя и не сезон – прикинься ветошью да поброди по окрестностям: должны здесь у этих атлетов «колеса» быть…
– Сыщу!
– Да не суетись ты… Дорога здесь в Приморск одна, через Раздольную, Великостепную и Казачью… Но машину они далеко ныкать не станут: пошарь на окраине поселка, у административных зданий пансионата газпромовского… Что искать – понял? – «Фургончик» или «лендроверы».
– Или и то, и другое.
– Да ладно. Батя, втолковывать, что я, маленький, что ли?
– Маленький не маленький… И смотри не спались. Похоже, ребятки – волкодавы еще те… Переправят за Лету – чирикнуть не успеешь…
– Разыскать, а дальше?
– По обстоятельствам. Лучше всего – если просто сообщишь. И светиться тебе нельзя, и «говорильником» пользоваться нежелательно… Значит, так делаем: нашел – включаешь «болталку» на самую ментовскую частоту и трещишь. Уразумел?
– Яволь! А чем потрещать-то?
– Палкой об забор! Сам не сообразишь?
– Своей?
– Валяй, если другой не сыщешь.
Такую «дурку» Батя придумал давно. Если нужно сообщить только сигнал, при неуверенности в отсутствии чужих ушей, в «говорильник первого поколения» попросту трещали… Для постороннего «слушателя» происшедшее в эфире воспринималось просто как шумовые электрические разряды либо неполадки с чьей-нибудь рацией – благо ментовскими волнами не пользовался в нашенские времена только ленивый…
А вообще было невесело. Условия поменялись, и быть в этой ситуации «ведомым» – штука невеселая. Совсем противная это штука. Когда-то, во времена его молодости, был фильм: «Бей первым, Фредди». Содержание Батя уже не помнил, а вот название закрепилось в памяти, словно девиз. Инициатива, вот что важно.
Тот, кто навязывает бой, всегда имеет преимущество для маневра. Так сказать, выигрывает позиционно. Айв войне, и в жизни позиционное преимущество куда важнее материального превосходства. Естественно, в сопоставимых величинах. Пока величины были сопоставимыми.
– Ну, я рванул?
– Не горячись. Минут через десять после Рыбы двинешь.
– Есть.
Сергей Рыбаков тем временем выхватил из батареи витринных бутылок «Довгань», с треском открутил крышку и приложился к горлышку…
– И не поперхнется, паразит, – с чувством высказался один из бойцов.
– Рыба, ты полегче, а то забуянишь с недосыпу и перепиву… – поддержал второй.
– Экологически чистый продукт, – улыбнулся Серега, оторвав от губ полегчавшую бутылку. – И закусить, чем Бог послал. Для завершенности художественного образа.
С таким же треском он распечатал банку венгерских огурчиков, аппетитно хрупнул, подытожил:
– «Орел шестого легиона, орел шестого легиона все так же рвется к небесам…» Легион к бою готов! Разрешите идти, начальник? – Серега, чуть ерничая, приставил ладонь к шапочке.
– Валяй, – вздохнул Батя. – Смотри поаккуратнее… И не горячись. Короче – по обстоятельствам.
– Во-во, Рыба, прикинешь хрен к носу, а то в непонятке торчать – хуже нету.
– Бу сделано! – Парень лихачески развернулся, имитируя строевой шаг, двинулся из «железки», но как только дверь приоткрылась, воровато оглянулся, словно ростом меньше стал, сжался весь, посеменил к «фургону», открыл «ящик», выдернул сумку, вытащил одну из курток, что поздоровее, надел на себя, утер рукавом нос и упруго-пьяной походкой направился к сложенным из декоративного кирпича воротам, на макушке которых красовалась надпись: «Лазурный берег».
– Во артист, а? Прямо этот, ну как его…
– Кио, – откликнулся Батя.
– Кио? А кто это?
– Иллюзионист.
– Клоун, что ли?
– Навроде.
– Не, я про этого… Про Смоктуновского. – Похоже, это была единственная фамилия, которую смог вспомнить двадцатитрехлетний парень. – Он здорово этих, барыг, играл. Скажи, Геннадьич? – обернулся он за поддержкой к Грешилову, как к признанному грамотею.
– Ага. «Все говорят – нет правды на земле. Но правды нет и выше. Для меня так это ясно, как простая гамма…» – процитировал тот на память.
– Точно, это из кино. Там еще про рыцаря, что жадный был, как сто банкиров, все золото копил втихаря…
– Это другая история… «Да! Если бы все слезы, кровь и пот, пролитые за все, что здесь хранится, из недр земных бы выступили вдруг, то был бы вновь потоп – я захлебнулся б в моих подвалах верных». Да… – раздумчиво повторил Греши-лов. – Совсем другая история…
– А по мне – все они одним миром мазаны, – подытожил боец. – Кончать всех надо. Пока они нас не кончили.
Назар еще днем почуял муторную пустоту где-то под ложечкой. Вот леший их всех забодай! Ведь знал же – добром не кончится! А выходит – сам лихо назвал.
Теперь – расхлебывать.
Свечерело скоро. Еще часа в три Назаренко выцепил из каталажки ханурика, повязанного прошлой субботой по мелкому воровству, сказал просто и без затей:
– Слухай меня внимательно, Кащеич. У тебя отсюда два пути – или в казенный дом попылишь, к Хозяину…
