она оставит в покое данную тему.
— У меня всегда был ключ к решению, — сказал он ей, — но только встретив тебя, я понял, что обязан им воспользоваться.
Она должна была удовлетвориться этим скупым объяснением, что Ливи и сделала. Судьба благоволила к ней. План ее удался. И все потому, что она всерьез отнеслась к совету Сэлли Ремингтон. Испытывать унижение от того, что кто-то может застать ее рыдающей в чужой ванной, было не для Оливии Рэндольф; не для нее было придумано расхожее словечко «лишняя» женщина, к которой цепляются все мужчины только потому, что некому защитить ее честь. Она станет леди Банкрофт. Ее положение в обществе укрепится, она будет владеть несколькими прекрасными домами, чеком на предъявителя на любые увеселительные расходы и таким же чеком на покупку новых нарядов. Билли даст ей полнокровную, богатую событиями жизнь, к которой она стремилась, возможность блистать своей красотой, она же одарит его привилегией быть женатым на Оливии Рэндольф.
И это вполне справедливо, обоюдовыгодная сделка.
Сидя в кресле, Миллисент Гэйлорд, наблюдала, как ее дочь примеряет свадебное платье — узенькое сооружение из шелка и тонкой чесаной шерсти цвета игристого шампанского, задрапированное на груди мелкими стежками более глубокой расцветки, с длинными, узкими рукавами, которые Ливи всегда любила, так как они давали возможность показать во всей красе ее тонкие, нежные запястья и изящные руки.
— Мне кажется, надо немного ослабить вот здесь… видите… чуть пониже плеча, — говорила Ливи портному, вертясь перед тройными зеркалами. — Смотрите… — Она согнула руку, прижав ее к себе, и портной утвердительно кивнул, щелкнул ножницами, рукав мгновенно отделился от платья, чтобы тотчас вновь занять на нем свое место, но уже таким образом, что платье не поднималось вместе с ней, когда Ливи поднимала руку, а корсаж сидел на бюсте, как влитой.
Когда дело идет о выборе одежды, подумала Миллисент, суждения Ливи безошибочны. Когда же дело идет о выборе мужчины…
Нет, ничего предосудительного Билли не сотворил. Наоборот, старался всех очаровать, всем польстить, всех перетянуть на свою сторону. Вел он себя как человек, знавший себе цену, но и отдававший себе отчет, какое сокровище приобретал. Даже Миллисент признала, что выбранное им для Ливи кольцо отличалось не только изысканностью, но и обладало редчайшим качеством. Камень в нем был не алмаз и не изумруд, а кабошон[4] падпарадшах, или розовый сапфир великолепного густоабрикосового цвета. Он был настолько необычным, что мгновенно сделался предметом завистливых разговоров, особенно после того, как в придачу к кольцу Билли подарил ожерелье из таких же камней, нанизанных вперемежку с безупречной формы жемчужинами.
О, у Билли несомненно был хороший вкус, но вот откуда он взялся? Чтобы его приобрести, требовался опыт многих поколений. Он же не скрывал, что отец его был обыкновенным портным у Уайтчепеле, правда, особо об этом он и не распространялся — Миллисент была уверена, что он бы не возражал, если бы в обществе знали об этом как можно меньше, как, впрочем, и о великом множестве других фактов, думала она, и незнание того, какие это факты, весьма тревожило ее.
Она увидела наконец его сыновей. Оба они присутствовали у нее на приеме, устроенном в честь помолвки дочери. Они не были близнецами в полном смысле этого слова, а были двойняшками, тем не менее очень похожими. Вежливые, прекрасно воспитанные девятнадцатилетние юноши, открывавшие рот только тогда, когда их спрашивали о чем-либо, но делали они это, как и все остальное, с непременной оглядкой на отца. Тони мгновенно окрестила их Траляля и Труляля[5] или сокращенно Тра и Тру. Руперт и Джереми, мысленно фыркнула Миллисент. Сугубо аристократические имена, следовательно, Билли давно спланировал свой путь наверх, в высшие слои общества. Как у него было спланировано и все остальное, с беспокойством думала она. Ничего не упущено. Ливи, видимо, тоже укладывается в этот план, разработанный до мельчайших деталей. Да, размышляла она, какой холодный, расчетливый, безжалостный человек. На какое-то мгновение ей стало жарко, тело ее покрылось испариной. Господи, подумала она в порыве безотчетного страха, с кем же это столкнула судьба мою Ливи?
— Да… так уже лучше, — сказала в этот момент Ливи, критически оглядывая себя в зеркалах, дававших ей полный круговой обзор.
Ее тотчас извлекли из платья, которое затем с благоговейным почтением было отнесено на доделку, и Ливи, оставшись в кружевной комбинации, стала ждать, когда принесут на примерку выходной костюм. У него был мягкий стоячий воротничок, посадка которого требовала адского терпения и умения, и Ливи искоса наблюдала, как маленький портной, всегда надзиравший за ее примеркой, срывал идущие по краю стежки, чтобы затем тут же перекроить муслиновую подкладку, — когда воротничок был вновь приколот к жакету, он абсолютно точно сел на место.
— Чудесно, — улыбнулась Ливи. — Просто замечательно.
Затем наступил черед юбки; ее пришлось чуть-чуть убрать в талии, а длину (наиболее существенный элемент в сочетании юбки с жакетом) подогнать, установив ее в определенной точке чуть пониже колена — и раньше и теперь Ливи не носила юбок выше этой точки, хотя ей и было что показать, — после чего, повернувшись перед зеркалом так, что замысловатая тройная плиссировка сзади, обеспечивавшая полную свободу движения, зашуршав, обольстительно заструилась, она удовлетворенно проворковала:
— Отлично… именно то, чего я добивалась.
— А цвет просто
— Спасибо, — довольно улыбнулась Ливи.
Вскоре была завершена и остальная примерка: трех вечерних платьев и еще одного костюма, на этот раз светло-синего, одного из любимых ее цветов, под который она планировала надеть полосатую красно- бело-голубую шифоновую блузку с бантом «а-ля кошечка» у шеи.
— Что еще? — спросила Миллисент, когда они вышли на Пятую авеню.
— Нижнее белье, которое я заказала у графини Ческа… но если ты устала, тебе необязательно идти со мной.
— Хорошо, я не пойду, но давай лучше зайдем к Румпельмейеру и немного посидим…
— У меня времени в обрез, мама. Иначе выбьюсь из графика.
— Чьего графика? — проворчала Миллисент.
— У меня в шесть встреча с Билли, и к этому времени я хочу все сделать. Ты знаешь, он ненавидит ждать.
— Если мужчина влюблен, может и подождать, — не без ехидства заметила Миллисент.
— Просто Билли любит, чтобы все шло без сучка без задоринки.
— А вдруг что-нибудь пойдет не так? Что он сделает? В угол тебя поставит, что ли?
Ливи рассмеялась.
— Не говори глупостей, мама.
Но Миллисент было не до смеха. Ослепленная блестящей перспективой стать леди Банкрофт, Ливи явно не замечала главного. Миллисент уже не раз пыталась показать ей, как все это смотрится со стороны, так сказать, вдали от света рампы, но Ливи видела только то, что хотела видеть.
— И все из-за того, что он намного старше меня, ведь так? — бросилась она в атаку. — Потому что мне только тридцать, а ему уже сорок пять и у него два девятнадцатилетних сына! Но у меня нет проблем ни с Рупертом, ни с Джереми, а Билли отлично ладит с Розалиндой и Джонни-младшим.
— С Джонни, может быть, и ладит, но Розалинда явно его недолюбливает, и нет смысла утверждать обратное.
— Розалинда всегда была папиной дочкой, — бросила Ливи. — Но к тому времени как я выйду замуж за Билли, пройдет больше года со смерти Джонни, не могу же я носить траур по нему целую вечность, даже если этого хочется Розалинде. — И уже с оттенком злости, стремясь оградить Билли от нападок матери, спросила: — Это потому, что он еврей, да? Ты к нему явно пристрастна. Тебе не нравится, что я лишаюсь статуса госпожи Рэндольф и становлюсь второй женой человека, который в твоих глазах вообще не имеет никакого статуса!
— Не стану скрывать, у меня есть кое-какие сомнения…
— Сомнения расиста, который только и делает, что печется о чистоте англосаксонской расы! — В
