Роз подвинула к кровати стул, но Ливи похлопала ладонью по своей обширной постели.
— Сядьте так, чтобы я могла дотрагиваться до вас.
Так как раньше Ливи не переносила никаких касаний — Джеймз не помнил случая, чтобы она ласкала и обнимала своих детей, — он принял это как еще одно подтверждение тех огромных перемен, которые произошли в ней вместе с переменой ее взглядов на жизнь.
— Оставляю вас одних, — сказала Роз. — Мне еще надо успеть отправить целую кучу писем…
— Спасибо, милая, — сказала Ливи, и бесконечная благодарность, прозвучавшая в ее словах, тоже была новой и необычной. Не сомневаясь, что сейчас об этом можно говорить вслух, когда Роз вышла, Джеймз заметил:
— Я рад, что вам удалось положить конец этой сильно затянувшейся размолвке.
— Она — настоящее чудо, — просто сказала Ливи. — Когда я попросила ее приехать ко мне, она сделала это, не колеблясь ни секунды. Бог мой, сколько выброшенных на ветер лет, Джеймз, и все по моей вине! Я так и не сумела найти подхода к собственным детям. Мне всегда это было невыносимо трудно. А теперь, когда она стала совсем взрослой, — да как здорово, Джеймз, вы даже представить себе не можете, как здорово, — мы стали неразлучными друзьями, можем часами болтать о чем угодно, а то и просто молчать. Даже не знаю, что бы я делала без нее. — Затем вздохнула: — Диана, конечно, жутко обиделась на меня. Она завидует Розалинде, а меня обвиняет в том, что я поставила ее на место, которое по праву должна занимать она, Диана. Но присутствие здесь Дианы вечно напоминает мне меня саму, какой я была раньше… и, честно говоря, мне явно не по душе ни я сама, ни тем более Диана. — Ливи откинулась на подушки. — Как старательно человек стремится не видеть правды, а видеть только то, что ему хочется. Я знала, что, как Фауст, заключила сделку с дьяволом, но не желала в этом признаваться, пока у меня не стало другого выбора. Мне казалось, что будет легко прожить в том образе, в каком меня хотел видеть Билли, при условии, что он обеспечит меня всем, что для этого необходимо. Должна признать, он сделал это по высшему разряду. Но в конечном счете даже этого мне было недостаточно, хотя я и твердила себе, что у других людей нет и миллионной доли того, что есть у меня. Теперь-то я знаю, конечно, что жизнь слагается не из имущества, которым владеешь, не из репутации, которая за тобой закрепилась, не из ретушированных фотоснимков и восхищенных страниц, посвященных тебе в журнальных статьях. Поднеси все это к свету, и оно окажется прозрачно-призрачным: коснись его рукой, и оно тотчас рассыплется на мелкие кусочки. Оно только краткий миг.
Ей необходимо было выговориться, но усилие это быстро утомило ее: закрыв глаза и тяжело дыша, она тяжело опустилась на подушки.
Но вот он почувствовал, что она пожимает ему руку: пожатие было слабым, как у ребенка, но то, что она прошептала, шло от сердца:
— Вы всегда были самым лучшим моим другом. Судьба улыбнулась мне, когда свела нас в то утро. — На лице ее заиграла озорная улыбка. — С тех пор я пью чай только марки «Ли»…
Она закрыла глаза и, казалось, задремала, но Джеймз все сидел рядом с ней и не выпускал ее руки из своей. Странно, думал он, это успокоительно действует не только на нее, но и на меня…
Когда в гостиную Ливи, которую Роз превратила в свой кабинет, вошел дворецкий и объявил, что внизу ждет некто по имени Росс, у которого встреча с лордом Банкрофтом, Роз спросила:
— Вы не путаете? У меня сведения, что все приглашения были аннулированы мисс Маршалл?
Черт побери! — раздраженно подумала она. Как тут проверишь, когда правая рука Билли, навеки преданная ему Глэдис Маршалл, и сейчас путешествовала вместе с ним, взвалив на свои плечи самую тяжелую его работу.
— Я сообщил господину Россу, что его сиятельство отбыли за границу, — сказал Бэйнес, — но он настаивает, что его не уведомили об аннулировании приглашения на встречу.
— Хорошо, я сама переговорю с ним. Благодарю вас, Бэйнес.
Когда Роз вошла в библиотеку, посетитель стоял у камина спиной к ней, пристально глядя на портрет Билли — тогда он был еще сэром Уильямом Банкрофтом и портрет писал Аннигони. Он был настолько поглощен своим занятием, что не расслышал, как вошла Роз, и ей показалось — по тому, как он стоял перед портретом, глубоко засунув руки в карманы, — что у него возникли сомнения относительно подлинности того, на что он смотрит…
— Это, конечно, не самое лучшее из творений Аннигони, — заметила она. — К тому времени он уже здорово постарел.
Мужчина обернулся. Он был очень смуглым, темноволосым, с черными глазами, довольно угрюмым. Типичный Кассий! — мельком подумала Роз, вслух же сказала:
— Я очень сожалею, что секретарь отчима не успела уведомить вас о невозможности этой встречи. Но она сейчас и сама за границей. Вы уверены, что никто из его окружения не позвонил вам?
— Я только что вернулся из Южной Африки, у меня скопилось огромное количество телефонограмм, но ни одной от него. Во-первых, не мне, а ему нужно было встретиться со мной. По поводу статьи, которую я написал…
— А! Все сразу стало на свои места. Значит, вы и есть Джек Росс.
— Я и понятия не имел, что у меня такая слава.
— Дурная слава, хотите вы сказать. Вы всяком случае, с точки зрения хозяина этого дома. Я Розалинда Рэндольф.
— Я знаю.
— Мы разве с вами уже встречались?
— Нет. Но вы тоже достаточно известны, я имею в виду — как историк искусств.
Роз посмотрела на него более пристально, почувствовав, что за его словами кроется что-то недосказанное. Например, о ее репутации борца за равноправие женщин. Но смотрел он вежливо, хотя в глазах его и плясали озорные огоньки. Что-то в этом человеке заставило ее быть более осмотрительной.
— Садитесь, пожалуйста, — пригласила она его, изменив свое первоначальное решение немедленно выпроводить его и тем самым избавиться от него навсегда. — Хотите чего-нибудь выпить?
— Нет, благодарю вас. Если лорд Банкрофт не может меня принять, значит, пойду туда, где это смогут сделать.
— Те, кто тоже попал в вашу книгу?
Теперь настала его очередь внимательно посмотреть на нее.
— А вам откуда это известно?
— Моему отчиму очень не нравится, что вы, как он утверждает, пригвоздили его к позорному столбу, назвав флибустьером двадцатого века, — я цитирую вас буквально.
— Мне казалось, что у слова «пират» явный клеветнический оттенок.
— А лорд Банкрофт в свое время выиграл не одну судебную тяжбу по обвинению в клевете.
— Вам нечего беспокоиться: прессинг и так уже идет по всему полю. Но, к счастью, у моего издателя тоже есть на кого опереться.
— Могу я узнать, кто этот смельчак?
Когда он назвал ей имя, она рассмеялась:
— Теперь понятно, почему вас пригласили сюда. Ваш издатель слишком богат и обладает вполне реальной властью, чтобы бояться кого бы то ни было. — Улыбка ее погасла. — Но что заставляет вас печататься именно в этой стране? Вы же не англичанин.
— Нет, я оттуда, откуда и вы.
— А конкретнее?
— Филадельфия.
— Как и моя мама.
— Я знаю, — снова сказал Джен Росс. Взгляды их встретились.
— Что заставило вас включить в свою книгу магната-англичанина? — спросила Роз, чтобы как-то покончить с неловкой паузой.
— Я включил двоих. Второй — Джимми Голдсмит.
Брови Роз вопросительно поползли вверх.
— Значит, вы расстались с работой репортера-исследователя?
