вздрогнула земля, и сильный взрыв потряс воздух.
Командир подозвал старшину:
— Возьмите двух бойцов. Разыщите остатки самолета. Выясните, чей он… Экипаж, возможно, выбросился на парашютах. Обследуйте место падения…
Офицер отдавал приказ, а сам уже догадывался, чей самолет сбит. За то короткое время, когда бомбардировщик падал, командир убедился, что это не «фокке-вульф». Эту же мысль он прочел и в глазах старшины, который стоял перед ним навытяжку.
— Ну вот. Задание ясно?
— Так точно.
— Быстрее возвращайтесь!..
Старшина откозырял. Вскоре с автоматчиками он побежал на юго-восток, туда, где упал самолет. Глядя им вслед, командир батареи тревожно думал: «Как случилось, что вносовцы ошиблись?» Напряжение, охватившее его во время боя, уже исчезло. Он не сомневался, что поступил правильно, открыв огонь по самолету, который появился в его секторе без разрешения. «Но почему ошиблись вносовцы? И если это действительно американский «боинг», то зачем он появился здесь, да еще с бомбами?»
Было о чем поразмыслить командиру батареи!
2
Сигнал «Воздух», прозвучавший сначала на посту ноль девять, быстро прошел всю цепочку оповещения: через ротный и батальонный посты на главный пост командующего войсками противовоздушной обороны Румынии и молнией долетел в Москву. На нескольких оперативных схемах, от небольшой — в оперативной комнате первой роты — до гигантской схемы противовоздушной обороны территории нашей страны и государств, освобождаемых Советской Армией, возле самой линии фронта, в районе Южных Карпат, появилась еще одна синяя пометка — в воздухе вражеский самолет.
После краткого сообщения цепочка, которая связывала настороженных солдат и офицеров, от наблюдателя — ефрейтора Чайки до пожилого полковника в Москве, умолкла, замерла на несколько минут, будто оборвалась. Затем она опять ожила, пульсирующей артерией связав Москву с прифронтовым постом в далекой Румынии, но теперь ток шел сверху вниз. Москва запрашивала главный пост в Румынии, тот в свою очередь — батальонный пост Моховцева, а оттуда — посты Лаврика: «Куда исчез «фокке-вульф»? Почему нет дальнейших сообщений? Ведь не мог же самолет растаять в воздухе!»
События происходили над важным военно-промышленным объектом — нельзя было спокойно ожидать дальнейших сведений. Опытные офицеры — оперативные дежурные — знали, что такая задержка обычно оборачивается потом какой-нибудь неприятностью.
Седеющий полковник из Москвы спокойно и властно приказал дежурному в Румынии немедленно доложить обстановку в воздухе» хотя у полковника под наблюдением был весь гигантский фронт от Черного моря до Ледовитого океана и на его схеме вражеский самолет над Южными Карпатами был один из многих.
Майор с главного поста, нервничая, требовал объяснений от лейтенанта Грищука, оперативного дежурного батальонного поста.
Грищук в свою очередь мог получить сведения только от постов Лаврика, над расположением которых появился, а потом словно растаял этот самолет; кроме наблюдателя с ноль девять, его никто не успел увидеть… Случилось так потому, что в отличие от обычной дислокации Моховцеву пришлось рассредоточить посты на значительном, не предусмотренном уставными нормами расстояния. Враг под натиском советских полков быстро отступал, и войскам противовоздушной обороны приходилось прикрывать бо?льшую, чем обычно, территорию.
А Лаврик уже нажимал изо всех сил. Он не отнимал от уха телефонную трубку аппарата, соединявшего ротный пост с цепочкой постов на подступах к Плоешти, и обещал из каждого начальника поста и командира взвода Ляхова, а особенно из Давыдовой, «сделать вареную бульбу», если тут же не будет доложено, где самолет…
И вот наконец Давыдова звонким от волнения голосом прокричала Лаврику, что враг сбит зенитчиками и упал юго-восточнее поста.
Командир роты облегченно вздохнул и немедленно позвонил на БП. Цепочка опять ожила. Грищук доложил оперативному дежурному главного поста, но там уже приняли точно такое же сообщение с командного пункта зенитной части и теперь извещали Москву. На протяжении всей этой длинной цепочки солдаты и офицеры с удовлетворением передавали: «фокке» сбит. Это означало, что не сможет он сбросить бомбы на цель, что не будет бушевать пламя в нефтяных складах, не будут взлетать в воздух промыслы, корчиться в огне люди, что спасен бензин для самолетов, для танков, рвущихся к логову фашистского зверя…
Даже привыкший к таким сообщениям седоватый полковник чуть ухмыльнулся в усы, обозначая на схеме место гибели врага. А Лаврик позвонил Давыдовой: «Молодцы, девчата, черт вас подери!» — совершенно забыв о недавнем обещании сделать из этих молодцов «вареную бульбу».
Цепочка от ноль девять до Москвы опять затихла, успокоилась. С этим, вражеским пролетом, казалось, было покончено.
…Но не так спокойно было на самом месте события. Зина нервничала: она еще раз увидела самолет, когда, окутанный дымом, он, будто метеор с черным хвостом, пролетел к земле. Тогда уже поздно было проверять, не ошиблась ли она, правильно ли распознала. Но этот сбитый «фокке-вульф» показался очень странным, и теперь что-то беспокоило ее, какая-то тяжесть легла на душу…
А командир батареи тревожился еще больше. И когда через полчаса к нему подбежал запыхавшийся старшина и сказал: «Боинг», ему ничего не оставалось, как поднять телефонную трубку и, собрав все мужество, доложить начальству, что случилась непоправимая ошибка: сбит не фашистский «фокке-вульф», а американский «боинг», что ни летчиков, ни их трупов не обнаружено и, возможно, они спаслись, спустившись на парашютах над румынским селом.
Траурно-тихо поползло это новое сообщение по цепочке, все выше и выше, уже не только к полковнику из штаба противовоздушной обороны, но и в Ставку…
Андрей Земляченко заглянул к Грищуку в оперативную комнату как раз тогда, когда появилось первое сообщение о «фокке-вульфе». Волей случая он, хотя и не дежурил сегодня на батальонном посту, тоже был включен на некоторое время в цепочку событий. Андрей обрадовался, услышав, что «Воздух» объявляет ноль девять. «Может, как раз Зина дежурит… — подумалось ему. — И это она заметила врага… Молодцы девчата, такого зверя поймали… Ведь этого немецкого хищника, который несет огромный бомбовый груз, не часто можно увидеть в воздухе».
Андрей успел еще узнать, что враг сбит, и, счастливый, ушел на радиостанцию…
Вскоре во дворе прозвучал длинный сигнал командирской машины. Раз. Еще раз. Дежурный по части техник-лейтенант Сазанов опрометью выбежал из караульного помещения.
— Вам что? Персональную просьбу нужно? А? — набросился на него Моховцев, высунувшись в открытую дверцу.
Сазанов молчал.
— Меня вызывают к командующему. — Полное лицо капитана было мрачным, сердито поблескивали серые глаза. Он посмотрел на дежурного, точно пытался проникнуть в душу молодого офицера. — Чтоб был порядок! Ясно?
— Так точно! — гаркнул на весь двор техник-лейтенант.
Комбат откинулся на спинку сиденья, надвинул на лоб фуражку. Шофер, зная характер капитана, рванул с места так, что Максименко — дневальная у ворот — еле успела отскочить в сторону. Подпрыгивая на мостовой, «козел» помчался вдоль улицы.
Андрей стоял в дверях радиостанции и слышал громкий разговор комбата с Сазановым.
«Зачем его глядя на ночь вызывают к командующему? — удивился Земляченко. — Неужели
