комнаты. Замполит все еще рассматривал сверкающую звездочку на фуражке и теребил пальцами лакированный ремешок на околыше.
От плохо заправленной керосиновой лампы на стены падал мигающий свет. Ветер, усилившийся к ночи, стучал и поскрипывал открытой форточкой. Со двора доносился — то приближаясь, то отдаляясь — приглушенный рокот движка радиостанции.
— Значит, ты настаиваешь на том, чтобы дознание поручить Земляченко? — нарушил тяжелую тишину комбат.
— Я свою мысль высказал.
— Пусть будет по-твоему, — окончательно согласился Моховцев, поднимаясь и давая этим понять, что разговор окончен.
1
Неизвестно, когда и как возникла «солдатская почта».
Речь идет, конечно, не о настоящей полевой почте, которая доставляет в действующую армию письма, газеты, журналы.
Есть еще одна связь — солдатская, самодеятельная, прокладывающая свои незаметные линии через окопы, ходы сообщений, от подразделения к подразделению, от поста к посту, от одного воина к другому. При помощи «солдатских известий», непонятно как, фронтовики раньше других узнают свежие новости.
Вносовцам категорически запрещалось использовать телефон для личных разговоров. Командиры взводов и дежурные на ротных постах время от времени включались в линии, чтобы проследить за порядком на них. Но, несмотря на все это, на посту Давыдовой вскоре знали, что капитан поехал в штаб командующего.
Одновременно с Давыдовой об этом узнал и командир роты Лаврик. Теперь он не ругал ни наблюдателя, ни начальника поста, не обещал приехать и «сделать из них вареную бульбу», а только тихим голосом спрашивал девушек, понимают ли они, что наделали, и после каждого слова стонал, словно от зубной боли. Для тех, кто знал командира роты, это было самым страшным. Когда он сердился или мрачно молчал, девушки не особенно беспокоились, все знали: пройдет время — и старший лейтенант опять станет уравновешенным. Но сейчас они понимали: тем, кто вынудил командира роты вот так стонать, он никогда не простит.
Младший сержант Давыдова не стала упрекать ефрейтора Чайку. Узнав, что вместо «фокке-вульфа» сбит «боинг» союзников, она своей властью сняла Зину с дежурства и встала вместо нее.
За время совместной службы на посту Чайка успела подружиться с девушками. Давыдова знала Зину еще со времен боев на Волге и, как старшая — не только по воинскому званию, но и по возрасту, — по- матерински опекала ее. Осиротевшая Рая Лубенская, у которой родителей и сестру замучили гестаповцы, чувствуя сердечность Зины, потянулась к ней, как к родной, и смотрела на новую подругу влюбленными глазами. Заре нравилось, что Зина сдерживает свои чувства и не рвется с поста в батальон. Вот только, может, с Любой Малявиной они были слишком разными и, видимо, поэтому не смогли сблизиться.
Теперь вокруг Зины образовалась какая-то пустота. Живым укором стояла на посту с автоматом и биноклем Давыдова; Рая и Зара хозяйничали во дворе — готовили ужин для всех, в том числе и для нее, хотя она уже не исполняла никаких обязанностей. А Люба улеглась на нары спать, ибо ей предстояло ночью заступать на дежурство. Но она тоже не спала, поворачивалась с боку на бок и вполголоса кого-то ругала.
В землянке, наспех выкопанной для артиллерийского командного пункта и теперь оставленной вносовцам, было тихо. Вскоре, перестав бурчать, задремала Малявина.
Зина не выходила во двор. Ей не хотелось попадаться на глаза подругам. Если бы могла, то убежала в горы, в дикую, безлюдную глушь.
Вспомнилось, как с первых дней своей военной службы стремилась попасть на отдельный пост, как хотелось самой караулить воздушного врага, как изнывала в штабной оперативкой комнате…
Потом появился он, лейтенант. В ее девичьей душе уже давно созревала мечта о таком верном друге. И тогда, когда ей больше не хотелось на пост, пришлось ехать. Может, это ей наказание за то, что она на минутку замечталась о своем девичьем счастье, забыла, что идет война, что льется кровь, что сотни и тысячи людей еще гибнут в застенках, — слишком рано замечталась?..
Зина встряхнула головой, отгоняя тяжелые-мысли.
Нет, она ничего не забыла, нет!.. Но разве не она виновата, что погибли друзья из-за океана, которые тоже воюют против фашистов?
Видно, плохо учила она самолеты союзников. А почему плохо?.. Не потому ли, что часто забывалась, видела перед собой не рисунок воздушного корабля, а глаза своего учителя, его взволнованное милое лицо… А он, Андрей, верил в нее, не вызывал даже… И теперь она так подвела и его, и себя, и всех!..
Рая принесла в алюминиевой миске кашу, положила ложку, хлеб и печально посмотрела на подругу.
— Ешь, Зинушка, ешь…
Она ушла, по-старушечьи покачивая головой, а Зина не заметила ни ее прихода, ни ужина.
Надвинулась ночь. Проснулась Люба, сладко потянулась и, спросив, который час, начала искать свой противогаз. Рая давно помыла побуду и сидела на табуретке. Зара что-то писала за столиком, и на ее лице мигал свет карбидки. Потом Люба пошла на пост, а в землянку возвратилась Давыдова.
— Ты почему не ужинала? — спросила она.
— Не хочется, товарищ младший сержант…
— Есть нужно. Ты не глупи.
Видно, ей жаль девушку, но помочь она ничем не может, да и говорить сейчас тяжело: ругать — Зина и так страдает, а успокаивать — как можно успокаивать, ведь из-за нее погиб самолет наших союзников.
— Ну если не хочешь ужинать, ложись спать, а сидеть так нечего. — Приказала всем: — Отбой, товарищи!
Постелили и улеглись — Давыдова с Зарой на одних нарах, Зина с Раей на других. Обычно они жались друг к дружке, особенно в прохладные ночи, но сегодня Зина почувствовала, что Рая держится как-то необычно, то тревожно обнимет ее, будто боится, что вот-вот отнимут у нее подругу, то, словно что-то вспомнив, отворачивается. Почувствовав это, Зина сама потихоньку отодвинулась на край нар… Так и лежали, и никто из них не спал…
Ночью снаружи послышался шум автомобильного мотора. Шум приближался, уносился ветром и опять приближался. Но вот машина подъехала к посту. Остановилась. Мотор заглох. Малявина тоненьким голоском закричала:
— Стой!! Кто идет?
Давыдова вскочила и вышла. Через несколько минут она возвратилась в землянку. Зина нервно приподнялась на локте.
— Собирайся, Чайка! — коротко приказала Давыдова. — С личными вещами.
Зина почувствовала, как к ее лицу прихлынула кровь. Перед глазами поплыли цветистые круги. Она вскочила, торопливо оделась, по привычке туго затянула ремень, потом наклонилась в угол под нары, чтобы достать свой вещевой мешок. То ли от того, что у нее дрожали руки и всю ее охватила слабость, или потому, что мешок зацепился за нары, она никак не могла его вытащить.
— Помогите! — сказал Аксенов шоферу, с которым он в это время зашел в землянку.
Тот быстро достал мешок. Зина почти в беспамятстве начала укладывать в него свое нехитрое
