сказать, вполне уверенный, что он не заметил меня.
Хененгард вновь коснулся своего галстука и пошел в южном направлении. Дойдя до угла, он свернул направо и скрылся из вида.
Я выпрямился.
Совпадение? У него в руках не было книги.
Но трудно было поверить, что именно с ним встречалась здесь Стефани. С какой стати она обозначила его в записке как 'Б'?
Он ей не нравился, она сама говорила, что он похож на привидение.
И мне внушила это представление о нем.
Однако его хозяева повышали ее в должности.
Вела крамольные разговоры, а тем временем поддерживала дружеские отношения с врагами?
И все ради служебного положения?
«Можешь представить себе меня во главе отделения, Алекс?»
Все другие врачи, с которыми я разговаривал, были настроены на то, чтобы уйти из больницы, но она стремится к повышению по службе.
Враждебность Риты Колер давала понять, что такое перемещение не будет безболезненным. Что это, награда за хорошее поведение Стефани – за не вызывающее толков лечение внучки председателя правления?
Я вспомнил ее отсутствие на собрании в память Эшмора. И ее позднее появление там под предлогом занятости.
Может быть, это и правда, но раньше она нашла бы время для того, чтобы присутствовать на подобном собрании. И сама стояла бы на сцене.
Я продолжал обдумывать ситуацию, искренне желая, чтобы все оказалось не так. Но вот из лавки появилась Стефани, и я понял, что думать по-другому не смогу.
Улыбка удовлетворения на лице.
В руках никаких книг.
Так же, как и Хененгард, она оглядела улицу.
Большие планы у доктора Ивз.
Крыса, прыгающая на тонущий корабль.
Я приехал, чтобы показать ей патрон инсуджекта. Был готов, увидев ее реакцию, объявить о ее непричастности к делу и включить в завтрашнюю очную ставку с Синди Джонс.
Теперь я не знал, на чьей она стороне. Первоначальные подозрения Майло начали подкрепляться фактами.
Что-то не в порядке, что-то не так.
Я опять спрятался.
Она направилась прочь от магазинчика. В том же направлении, что и он.
Дошла до угла, посмотрела направо. Туда, куда пошел он.
Немного задержалась на углу. Все еще улыбается. Затем перешла улицу.
Я подождал, пока она не скроется из виду, затем отъехал от бровки. Как только я освободил место, кто- то мгновенно занял его.
В первый раз за весь день я почувствовал, что принес пользу.
Приехав домой около пяти, я обнаружил записку Робин, в которой она сообщала, что будет работать допоздна, если у меня нет каких-либо других планов. У меня их было множество, но ни один из них не касался развлечений. Я позвонил ей, услышав автоответчик, записал на него, что люблю ее и тоже буду работать. Хотя в тот момент, когда я говорил это, я еще не знал, над чем именно.
Я позвонил в Центр Паркера. Мне ответил гнусавый высокий мужской голос:
– Архив.
– Пожалуйста, детектива Стерджиса.
– Его зде-есь нет.
– Когда он вернется?
– А кто говорит?
– Алекс Делавэр, его друг.
Он повторил мое имя так, как будто оно было заразным, затем сказал:
– Я не имею ни ма-алейшего представления, мистер Делавэр.
– Как вы думаете, он сегодня ушел насовсем?
– Не могу и этого знать.
– Это Чарли?
Пауза. Покашливание.
– Это Чарльз Флэннери. Разве мы знакомы?
– Нет, но Майло рассказывал, что вы очень многому его научили.
Более длительная пауза, еще одно покашливание.
– Как благородное его стороны. Если вас интересует расписание работы вашего друга, то я предложил бы вам позвонить в канцелярию заместителя начальника.
– Почему они могут знать?
– Потому что он там, мистер Делавэр. Уже полчаса. И пожалуйста, не спрашивайте меня, почему он там, я не зна-аю. Никто мне ничего не говорит.
У заместителя начальника. У Майло опять неприятности. Я надеялся, это не связано с тем, что он кое-что делал для меня. Пока я раздумывал над этим, позвонила Робин.
– Привет, как поживает наша малышка?
– Мне кажется, я разгадал, что с ней происходит, но беспокоюсь, не ухудшит ли мое открытие ее положение.
– Как это?
Я рассказал ей.
– Ты уже говорил с Майло?
– Я только что пытался разыскать его, а его вызвали к заместителю начальника. Он, используя компьютер департамента, занимался неофициальным розыском. Для меня. Надеюсь, это не создало для него неприятности.
– О, – проговорила Робин. – Ну, ничего, он выкрутится – это он уже не раз доказал.
– Какая мешанина, – продолжал я. – Это дело вызывает слишком много воспоминаний, Робин. Все те прошлые годы в больнице – восьмидесятичасовые рабочие недели, и все страдания, которые приходится проглатывать. Сколько мусора, с которым я не смог ничего поделать. Лечащие врачи тоже не всегда были в состоянии что-либо сделать, но в их распоряжении, по крайней мере, были пилюли и скальпели. А у меня только слова, кивки, многозначительные паузы и замысловатая поведенческая методика, применять которую мне выпадало очень нечасто. Большую половину дня я бродил по палатам, ощущая себя плотником с плохим инструментом.
Робин молчала.
– Да-да, я знаю, – продолжал я. – Жалость к себе у других вызывает скуку.
– Ты не можешь накормить грудью весь мир, Алекс.
– Ничего себе образ.
– Я говорю серьезно. Ты не менее мужествен, чем другие мужчины, но иногда мне кажется, что ты – страдающая мать, желающая накормить весь мир. Позаботиться обо всем. Это, возможно, и хорошо – только посмотри, скольким людям ты помог. Включая Майло, но....
– Майло?
– Конечно. Подумай, с чем ему приходится сталкиваться. Гей-полицейский, служащий в департаменте, где не признают существования подобных вещей. Официально он не существует. Подумай о постоянном отчуждении. Конечно, у него есть Рик, но это другой мир. Твоя дружба для него как ниточка – связь с остальным миром.
– Я дружу с ним не из благотворительности, Робин. Не надо делать из этого политики. Он просто
