— Я готова.
Он шагнул к ней — все такой же серьезный.
— Холли, почему у меня такое чувство, будто мы боимся друг друга?
Она театрально рассмеялась.
— Мы? Боимся? Чего?
Он нерешительно улыбнулся.
— Даже не знаю. Просто у меня такое чувство. — Он не сводил с нее глаз. — А что ты скажешь, если мы не пойдем ужинать?
Холли быстро подошла к двери и открыла ее.
— Думаю, не стоит это даже обсуждать.
Выходя вслед за ней, Ник пророческим тоном заявил:
— Когда-нибудь мы это все-таки обсудим!
Она оглянулась на него, но ничего не ответила.
Клуб находился в нескольких милях от центра города. Холли никогда прежде не бывала в местах развлечения городской элиты. Снаружи здание выглядело точь-в-точь как особняки времен Гражданской войны[6], — ослепительно белое, с колоннами и широкой верандой, выдержанное в чисто южном стиле. Они вошли в огромное фойе, справа от которого был виден зал ресторана.
Красивая хозяйка тепло и приветливо поздоровалась с Ником.
— Ник, как чудесно, что ты пришел! Мы ведь слышали, что ты вернулся. Где ты прятался?
— Дома, — улыбнулся он.
Она снова спросила:
— А как твоя Большая Ба?
— Ей гораздо лучше, — бодро ответил Ник и добавил: — Благодаря моей спутнице.
Теперь хозяйка будто только что заметила Холли, посмотрела на нее и в глазах этой элегантной женщины отразилось множество вопросов, которые Ник поспешил сразу же снять с повестки дня:
— Это Холли Гамильтон, патронажная сестра в нашем округе, — он улыбнулся, — а это Фрэнсис Мэнсфилд.
— Очень приятно, — произнесла Холли, краем глаза заметив, что все, кто был в зале, уставились на них, точнее — на Ника. До этого момента она как-то не осознавала, что он знаменитость. Холли немного расслабилась только тогда, когда хозяйка наконец подвела их к столику у окна, выходящего на заднюю террасу с видом на покрытую бархатным ковром зелени лужайку для гольфа.
Сев за столик, она быстрым взглядом окинула зал: мягкое освещение, тяжелая мебель из темного дерева; на идеально белых стенах — картины, на каждом столе — легкая светло-зеленая скатерть, зеленые салфетки, небольшой букетик живых цветов, зажженная свеча.
Присев напротив, Николас спросил:
— Ты здесь впервые?
— Да, — она снова обежала глазами зал. — Очень красиво.
— Я люблю бывать здесь зимой, — сказал он, и его взгляд устремился на камин, сложенный из больших неотесанных камней, — когда на улице воет вьюга, а здесь рычит огонь.
— Да, это, наверное, здорово… — молвила Холли, отхлебнув из бокала.
Ник наклонился к ней.
— Может, тогда уж сразу договоримся о свидании здесь зимой?
— Зачем же ждать так долго?
Глаза Ника неотрывно смотрели на Холли. Казалось, он хочет прочесть ее мысли. Он отвлекся от этого занятия лишь тогда, когда официант принес и разлил вино, а потом снова принялся разглядывать Холли. Накрыв ее руку своей, он наконец спросил:
— Холли, сколько тебе лет?
— Двадцать семь… — тихо ответила она.
— Ты ведь разведена? — снова спросил он, откинувшись на спинку стула и поднеся бокал к губам.
— Да.
— Почему? — прозвучал требовательный вопрос.
Холли была обескуражена подобным напором и от удивления широко распахнула глаза.
— Ну, — выдохнула она, пожимая плечами, — тогда я решила, что так надо.
— А сейчас? — он убрал свою руку, — сейчас тебе по-прежнему кажется, что ты поступила правильно?
Холли слегка поежилась и нервно прикусила губу.
— Да, кажется. А тебе? Ведь и ты разведен.
Он кивнул.
— Мне тоже.
При свете свечей его глаза казались темно-ореховыми. Ник хотел что-то сказать, но тут к ним подошел невысокий белобрысый паренек.
— Послушай, чемпион, можно взять у тебя автограф?
Николас обернулся и сразу развеселился, увидев смущенное, все в веснушках лицо.
— Ясное дело!
Ник расписался на своей фотографии в каком-то журнале. Получив автограф, мальчишка впился взглядом в свое сокровище, потом поднял сияющие зеленые глаза на Ника.
— Осенью ты уложишь Большого Бена, да?
Николас рассмеялся.
— Можешь не сомневаться! Не успеет оглянуться, как я уложу его одним хуком.
Чем дольше Холли смотрела на них, тем сильнее росло в ней напряжение. Став свидетелем этого разговора, она поняла, что ей не нравится профессия Ника. Он, безусловно, привлекает ее как мужчина, но его профессия вызывает в ней неприятие.
Когда мальчишка ушел, Ник хитро посмотрел на нее.
— Тебе что-то не нравится, Холли?
— Нет, — вяло улыбнулась она.
— А я думаю, что именно так. По-моему, тебе не нравится, как я зарабатываю себе на жизнь.
Она не дала ему договорить.
— Ник, это не мое дело, — она покачала головой, — правда, не мое.
Увидев, что к ним направляется официант, она облегченно вздохнула.
Все оставшееся время они молча ели, лишь изредка похваливая великолепную еду.
После того как официант унес грязную посуду и подал кофе, Ник откинулся на спинку стула и вытянул ноги, коснувшись под столом ее ног. Холли отодвинулась, но он снова чуть сжал ее ноги своими, и на этот раз она не сопротивлялась. От этого прикосновения у нее что-то затрепетало в груди и слегка порозовели щеки. После долгого молчания она поставила чашку на блюдце и посмотрела Нику прямо в глаза.
— Я не понимаю, что ты делаешь, Ник.
— Надеюсь. — В его голосе звучала неприкрытая чувственность.
Чувственность была и в том, как он сжимал ее ноги, и Холли ощутила, что вверх по ним медленно поднимается невыносимый жар. Холли себя не обманывала — физически она очень тянулась к нему. Напряжение в ней нарастало с каждой секундой — огромное, испепеляющее. Холли глубоко вздохнула.
— Это был прекрасный ужин, Ник.
Он улыбался и смотрел на нее горящими глазами.
— Хочешь уйти?
Она кивнула.
— Думаю, да.
Ей показалось, что в тот момент он прочел ее самые сокровенные мысли, поэтому так горели его глаза. Уже представляя себе их возвращение, она решила, что ни в коем случае не пригласит его к себе на бокал вина на прощанье. Это слишком дорого ей обойдется. Она просто не могла себе этого позволить.