— О Боже, господин судья, — ответил он спокойно, — и в чем только меня в жизни не обвиняли. Но в том, что я пользуюсь губной помадой — никогда. — Он склонился к ней и прошептал: — Но после этого уик- энда, безусловно, начну. Только будь уверена, я не возьму твою помаду. Я куплю себе свою собственную. — Он взялся рукой за дверную ручку.
— А я тебе говорю, что эта не моя губная помада, — завизжала она. — Она мне не принадлежит! Я скажу даже больше — она не принадлежит и Шарлотте тоже. Она и не моя, и не ее. Доходит это до твоей тупой башки?
Он покачал головой еще более смущенно. Но, подумав, добавил:
— Ну что ж, может быть, ты и права. В таком случае ее хозяйка Марша.
Ее мозг уже не способен был более выносить эту беседу. Ее руки беспомощно опустились. Она смотрела на него уже не удивленно, а как-то жалобно.
— Прощай, Митч, — прошептала она после долгой паузы.
Он расстерянно посмотрел на нее и удалился, не сказав ни слова.
Она была настолько застигнута врасплох его признанием, что ей ничего не оставалось делать, кроме как упасть на диван и уставиться в одну точку. Разговаривать с ним все равно не имело смысла. Как только в беседе всплывало имя другой женщины, он тут же становился нем как рыба. А сам еще требует, чтобы она была с ним откровенна.
Чувства ее были какими-то неопределенными, мысли блуждали. Он ворвался в ее жизнь с тем, чтобы ее разрушить. И это ему на самом деле удалось. Она ощущала себя абсолютно разбитой, растаявшей от его прикосновений, растворившейся в его страсти и наконец раздавленной своими собственными желаниями. Здравый смысл подсказывал ей, что нужно остановиться, противостоять ему, но она не послушалась своего внутреннего голоса. Он хотел ее — и он ее получил. Все совершилось так просто. И нужно же ей было прожить целых двадцать девять лет, чтобы на тридцатом совершить такую глупость. Поистине, если бы на Олимпийских играх присуждали медали за глупые проступки, она, несомненно, получила бы золото. Она вела себя как последняя идиотка, совсем забыв об осторожности. Теперь ей хотелось бы его люто возненавидеть, но она устала настолько, что у нее не осталось сил даже на это. И где-то в подсознании возникла мысль: самое страшное заключается совсем не в том, что она поддалась на его ласки. Самое страшное, что она его полюбила.
Она лежала без движения, в полном душевном изнеможении. Так прошло довольно много времени. Настолько много, что, когда она наконец поднялась с дивана, успело уже стемнеть. Она не любила проигрывать, не любила, когда ей наносили поражение. Ее жизнь всегда была полна поражений — но чужих поражений. Расстроившиеся свадьбы, погибшая любовь, разбитые судьбы… Люди приходили к ней, рассказывали о своих проблемах, и она всегда старалась им помочь. Но только кто теперь поможет ей?
Выйдя в коридор, она вдруг услышала телефонный звонок. «Наверное, это Митч», — подумала она и медленно пошла к телефонному аппарату, стоявшему на кухне. Сняв трубку, она сначала выдержала паузу, а потом сказала тихонько:
— Алло?
Нет. Это был не Митч.
— Блаэр, это ты? — раздался в трубке голос Вэйна Фэйрфилда. — Я разыскиваю тебя со вчерашнего вечера. Я даже заходил к тебе сегодня утром, чтобы поговорить, но тебя не было дома. Я приоткрыл дверь и звал тебя, но ты так и не откликнулась. Тебя действительно не было дома?
— Да, Вэйн, не было.
Он вздохнул:
— Понятно. Просто твоя машина стояла рядом с домом, и я подумал, а вдруг ты просто не хочешь со мной разговаривать, — он откашлялся. — Я хотел поговорить с тобой о том, что произошло вчера вечером. Можно мне зайти к тебе?
— Нет, Вэйн, только не сегодня, — поспешила она ответить. — Честно говоря, я безумно устала.
— Мне не хочется настаивать, Блаэр, — сказал он мягко, — но я чувствую, что нам просто необходимо выяснить наши отношения. Боюсь, я плохо вел себя и хочу поскорее исправить свою ошибку. Об ужине не беспокойся, я захвачу с собой пиццу. И мы сможем обсудить все за чашечкой кофе.
Она взглянула на часы. Было уже восемь.
— Только не надолго, Вэйн, — сказала она со вздохом.
Она повесила трубку и медленно вышла в коридор, сама удивляясь тому, почему не отложила встречу с ним. И вдруг внезапная догадка осенила ее: ведь это же вовсе не Митч, а Вэйн не запер дверь. И чувство смутной досады закралось ей в душу, когда она поняла, как несправедливо обвинила Митча. Ей всегда казалось, что она редко ошибается.
Расчесывая пальцами волосы, она решила, что непременно перед ним извинится, когда вновь увидит его. Она не знала, правда, встретятся ли они когда-нибудь еще, но с другой стороны это вполне вероятно. Их город не настолько велик, чтобы напрочь исключить возможность случайной встречи.
Она пошла в ванную и зажгла свет. Сняв с себя подаренную им одежду, она включила воду и, подождав несколько минут, пока ванна наполнится, погрузилась в душистую пену, надеясь, что теплая вода проникнет во все ее поры и поможет снять накопившееся напряжение. Но вспомнив тут же, как еще вчера она принимала душ вместе с Митчем, Блаэр ополоснулась и быстро вылезла из ванны. Хорошенько вытеревшись, она пошла в гостиную и надела через голову восточный зеленый халат. Блаэр закатала длинные рукава и затянула пояс, а затем, подойдя к зеркалу, нанесла легкую косметику на лицо, припудрила бледные щеки. Когда настал черед губной помады, она потянулась рукой к ящику, но решила, что ей не хочется красить губы «Весенним сном». Само название стало ей так противно, что она взяла и выкинула этот «писк сезона» в корзину для бумаг. Никогда она больше не станет покупать такой цвет, чтобы он не напоминал ей лишний раз о той глупости, которую она имела несчастье совершить.
Тщательно расчесав волосы, Блаэр попыталась собраться с мыслями. Как могла она себе позволить вести себя, словно последняя идиотка? Даже не подумав о том, что может стоять за его намерениями? Он же сам в конце концов признался ей, что она не первая женщина, побывавшая на этой неделе в его бунгало. И он сам назвал ей имя этой женщины. Это была Марша, как она и предполагала.
Ее размышления прервал звонок в дверь. На пороге стоял Вэйн с коробкой пиццы в руках. Он улыбался, скаля зубы.
— Привет, — сказал он, протягивая ей коробку.
— Ой, а я еще не поставила кофе, — она взяла у него пиццу и поспешила на кухню. — Сейчас, одну минутку. — Она положила коробку на стол и подошла к раковине.
Он сел и, окинув ее взглядом своих карих глаз, заметил:
— Ты здорово выглядишь сегодня. В самом деле, очень здорово.
Она обернулась и ответила с улыбкой:
— Спасибо.
Когда кофе был наконец готов и Блаэр села рядом с ним за стол, она заметила, что глаза Вэйна горят совершенно особым блеском.
— Знаешь, Блаэр, — сказал он, откидываясь на спинку стула и глядя ей прямо в глаза, — мне кажется, я не понял, какой тип отношений ты хочешь, чтобы между нами существовал или, вернее, в каком типе отношений ты нуждаешься. Одним словом, я был дураком, Блаэр.
Она нахмурилась и решила немедленно переменить тему разговора:
— Так ты хочешь есть? — спросила она, протягивая руку к пицце.
— Ты ведь понимаешь, о чем я хочу с тобой поговорить, не так ли? — спросил он, перехватывая ее руку и сжимая пальцы.
Она попыталась изобразить нечто вроде тихого смеха.
— Надеюсь, что нет, — ответила она как ни в чем не бывало.
Не выпуская ее ладони из своей, он продолжал:
— Я величайший в мире идиот. Я так искренне верил в этот твой платонический фарс. И вот однажды оказывается, что в то время, как я, придурок, оставался девственным молодым человеком, ты обманывала меня. Я не претендовал ни на что, ходил за тобой повсюду, как собачка, но вот как-то я проводил тебя до дома и оказалось, что у тебя роман с женатым мужчиной, которого я случайно у тебя застал.
Она высвободила свою руку и возразила горячо:
