Больше всех, как всегда, хохотал Гандым. Но вдруг он умолк и, серьезно уставившись на Ашира, сказал:
— Ашир, говорят, ты хлопнул хромого мирзу по горбатой спине и затолкал в красный вагон. Это правда?
— Гандым-ага, — улыбаясь, ответил ему Ашир, — ты не смотри, что я в дейханской одежде. Я — солдат Красной Армии. Что мне прикажет командир, то я и должен делать. Это мой долг.
— А вдруг командир прикажет тебе расстрелять хромого мирзу? Тогда как?
- Если военный трибунал вынесет такой приговор и выполнять его прикажут мне, я не стану раздумывать.
— Я всегда верил в тебя. Если и мне дадут в руки оружие, я тоже не остановлюсь ни перед чем... Да, а почему же ты здесь разгуливаешь, почему не сражаешься на фронте?
— Тоже по приказу нашего командования...
Сары, видя, что этим расспросам Гандыма не будет конца, вмешался в разговор:
— Ты молодец, Ашир! — сказал он и обратился к Гандыму: — А ты, дядюшка Гандым, вот что должен понять: сейчас судьба народа решается не только на фронте. Вот мы здесь убираем хлеб. А ведь зерно в руках дейхан — тоже оружие. Оно может служить им на пользу или во вред. Если мы будем слушать наставления Мамедвели-ходжи, нам придется ссыпать зерно в бездонные амбары Эзиз-хана. Тогда труды дейханина за целый год пропадут и пахарь будет побит своим же оружием.
Люди внимательно слушали, что говорил Сары, и возмущенно отозвались на его слова:
— Яд вместо зерна черноглазому ходже!
— Царь брал по одному человеку от пяти кибиток на тыловые работы, а Эзиз забрал столько же людей и погнал их на убой!
— Для народа Эзиз-хан страшнее царя!
Горестно прозвучал голос старика, которому помогали убирать поле дейхане:
— Да, вот и моего сына забрали. И кто знает — вернется ли?
Сары заметил, как загорелись глаза у Ашира, как беспокойно задвигался он на месте, и понял, что ему не терпится поскорее высказать свои мысли.
— Люди, — обратился он,к дейханам, — Ашир лучше нас знает, кто поднял эту войну, кому она нужна и выгодна. Давайте-ка послушаем его!
Все затихли, и Ашир начал не спеша говорить.
— Земляки, — заговорил он, обводя дейхан серьезным взглядом, — мало сломать хребет гадюке, надо ей и голову размозжить, иначе укусит. Для победы народа мало, оказывается, свергнуть царя и правительство капиталистов, баяр, ханов и беков. У них остались и дядюшки и племянники, их верные слуги — офицеры, чиновники, эсеры, меньшевики. Все эти люди, как свора злых, голодных собак, ждали только удобного момента, чтобы напасть на молодую советскую власть. Заручившись поддержкой иностранных государств, они в некоторых местах большой страны подняли вооруженный мятеж. Эсеры, белые офицеры и наши туркменские националисты подняли такой мятеж и в Ашхабаде. Туркестанский Совет Народных Комиссаров не хотел кровопролития. В Ашхабад приехал его чрезвычайный комиссар товарищ Фролов, чтобы установить порядок мирным путем. Но засевшие в Кеши (Кеши — пригород Ашхабада) Ораз-Сердар и Нияз-бек не захотели явиться к товарищу Фролову для переговоров. А когда Фролов сам пришел к ним, они отказались разговаривать с ним, как с представителем советского правительства, — мы, дескать, сами правители области. Фролову оставалось одно: заставить мятежников подчиниться силой оружия. И вот, когда в сторону холмов Кеши было сделано для острастки несколько пушечных выстрелов, эти «правители» и их пошчи разбежались, как перепуганные цыплята...
Молодой дейханин усмехнулся:
— И в наш аул притащился один из этих пошчи — хочет продать и коня и оружие!
— А в Кизыл-Арвате комиссар Фролов попал в расставленные для него сети. Мятежники схватили его, выкололи ему глаза и изрубили саблями; золотоволосую голову и груди его жены пронзили штыками...
— Ох, палачи!
— Захватив власть в Кизыл-Арвате и в Ашхабаде, они так же зверски расправились с большевиками — членами советов и комиссарами. После этого мятежники начали войну против советской власти, двинулись по железной дороге на Теджен и дальше, в сторону Мары. Но это еще не все. Мятежники не осмелились бы начать войну против народной власти, если бы их не поддерживали англичане. Как я слышал, английские войска идут им на помощь из Ирана и уже вступили на нашу землю. Вот какие дела, дейхане. Если придут сюда войска англичан, не останется у вас ни зерна, ни сыновей, ни свободы, ни чести. Иноземный враг высасывает из захваченной им страны все соки жизни, несет народу нищету, голод, слезы...
— Упаси аллах от такой беды!
— На аллаха надейся, а ослика все же спутай покрепче! — ответил Ашир народной поговоркой и, взяв в руки пиалу, начал отхлебывать из нее полуостывший чай.
Сары воспользовался этим, чтобы подкрепить сказанное Аширом.
— Когда я сидел в ашхабадской тюрьме, — заговорил он, прерывая молчание, — там у нас в камере был один старик, житель Индостана. Много рассказывал он о своей стране, захваченной англичанами. Там англичанин — и царь и бог. Даже простому солдату английского короля индусы должны кланяться в ноги. А о себе самом рассказывает он так: «Я, говорит, тоже дейханин, всю жизнь пахал землю. За неуплату долгов и налогов помещик отнял у меня и землю и воду. Продали с торгов и домишко. Сын работал на фабрике. Не поостерегся, сказал лишнее слово, и английский судья осудил его на каторжные работы. А дочь обесчестил английский чиновник, и ее бросили в дом терпимости. Остался я один, но и одного себя прокормить не мог: случалось, работал грузчиком, а больше ходил голодным. И решил покинуть родину. Да, видно, уж если опутают тебя силки несчастий, вырваться из них трудно. Пришел сюда — посадили в тюрьму...» Вот что такое власть чиновников английского короля, — закончил свой рассказ Сары. — Горька судьба у этого старика индуса, да и не только у него. Весь народ Индостана, как понаслышался я, стонет под ярмом английских чиновников, плантаторов и фабрикантов. И вот теперь думаю: если англичане захватят нашу страну, то для нас наступят, пожалуй, еще более тяжкие времена, чем при власти царских баяр и чиновников.
— А чтобы этого не случилось, — подхватил Ашир,— мы, дейхане, должны поддержать большевиков, партию Ленина. Противостоять иноземному врагу мы сможем только с помощью русского народа. Проклятье изменнику Эзиз-хану, мы должны обессилить его!..
— Как обессилить?
— Каким путем?
— Каким оружием?
— Всем народом! У народа есть такая сила, что возьмется он за землю — земля обратится в золото, возьмется за палку — и палка станет грозным оружием. Если весь народ поднимется на врага, перед ним ничто не устоит... Как ни страшен враг, а не сломить ему стальной силы советского народа, который поднялся на борьбу за свою народную власть. Мятежники будут разбиты. А если вы, дейхане, откажетесь повиноваться Эзиз-хану и будете помогать советской власти, то и победа наступит скоро. Я пришел к вам, земляки, не просто так, повидаться. Меня послал председатель нашего совета Иван Чернышев. Он просил передать вам, чтобы вы не падали духом из-за того, что совет и рабочие-красногвардейцы временно отступили в сторону Мары. «Пусть, говорит, дейхане помогают нам, чем смогут помочь. Мы, говорит, верим в их преданность советской власти, полагаемся на них, как на своих братьев, и будем, не щадя жизни, биться с врагами народа. При поддержке народа разгромим мятежников и скоро вернемся», — так он сказал. Вот поэтому я и говорю вам: всем дейханам надо подняться на защиту своей, народной власти. Ведь только при советской власти увидели дейхане свет справедливости. Такую власть надо беречь как зеницу ока. Со всех сторон раздались голоса:
— Правильно говорит Ашир.
— Его слова — наши слова.
— Мы сами и виноваты в том, что мятежники взяли верх.
— А ведь, ей-богу так! Сары, допивая чай, молча слушал, а затем сказал:
— Верно... Если бы все поднялись, разве удалось бы эзизовцам забрать у одного сына, у другого
