— Говоришь — самовзвод? Самаркандский?
— Нет, такой же — наган.
— Наган? Никогда не видел такого револьвера.
Милиционер посмотрел на свое оружие:
— Наган — самый лучший револьвер.
— Ну-ка, дай погляжу.
Милиционер совсем забыл, кто его собеседник, и протянул револьвер Аширу. Тот взял его, повертел в руках, причмокивая губами от восхищения:
— Эх, вот это — оружие!
Он взвел курок:
— А теперь — если нажать?
— Не сомневайся, осечки не даст.
— А, ну тогда ложись! — и дуло револьвера направилось в грудь конвоира.
— Эй, эй! Ты с оружием не шути!
— Ложись, говорю, не то пропал!
Милиционер поднял руки, все еще не веря, что это не шутка. Но после того как Ашир ударил его ногой под колено, послушно лег лицом вниз. Шнурком от нагана Ашир связал ему руки, заткнул рот платком и, дав пинка в бок, сказал:
— Поди теперь расскажи своим хозяевам!..
На другой день ночью, взяв с собой пятерку верных людей, Ашир вышел на линию железной дороги между Тедженом и Такыром. Теперь у него был необходимый инструмент, и он знал, как им пользоваться.
Под одним из мостов друзья расковыряли цемент, вывернули камни, перепилили брусья. Мост целиком разрушить не удалось, но выдержать тяжести паровоза он уже не мог. Как только со стороны Ашхабада показался поезд, друзья отбежали к своим коням и вскочили в седла. Поезд шел на большой скорости. Машинист заметил, что мост поврежден, но затормозить состав у него уже не было времени: паровоз опрокинулся, вагоны полезли один на другой. Раздался оглушительный взрыв. Пыль заволокла всадников. И точно в ответ со стороны Теджена послышалась орудийная канонада. Ашир с радостью воскликнул:
— Ну, теперь поганый Ораз-Сердар со своим штабом попадет к нам в руки!
Он не знал, что штабной поезд за час до этого успел проскочить в Каахка.
Еще не начинало светать. В темноте над Тедженом сверкали молнии и все больше разгоралось багровое зарево.
Ашир и его товарищи решили не возвращаться в аул. Они двинулись в обход Теджена на восток, чтобы поскорее соединиться с наступающими советскими войсками. Переезжая железную дорогу, они увидели эшелон с индусами, мчавшийся на всех парах к разрушенному мосту.
Потерпев поражение в боях за Чарджоу, белогвардейские части под ударами полков Красной Армии и красногвардейских отрядов Ивана Чернышова откатывались на запад. У Байрам-Али интервенты попробовали оказать им помощь, заняв оборонительные позиции частями англо-индусов, но на следующий же день были отброшены с большими потерями. После горячего боя советские войска заняли Мары, а через три дня были уже под Тедженом.
Ашир не ошибся. Канонада в стороне Теджена означала решительную атаку советских частей. Когда взошло солнце, Красная Армия вошла в город. Но в зарослях гребенчука, северо-западнее Теджена, все еще шла перестрелка красногвардейцев с конницей Эзиза.
Артык со своей сотней держался в стороне. Через густой гребенчук он направился к городу, чтобы соединиться, наконец, с советскими войсками, но пулеметный огонь и ружейные залпы не дали ему возможности выйти на открытое место. Он остановил сотню и вдруг в наступающей цепи красногвардейцев увидел Алексея Тыж-денко.
— Алеша! — закричал он. Но в грохоте пальбы его голоса не было слышно.
Тыжденко со своими красногвардейцами шел на него в атаку.
Забыв о том, что он находится в гуще боя, Артык замахал рукой своим джигитам и поскакал к Тыжденко.
— Алеша, ха-у!.. — кричал он.
На этот раз Тыжденко услышал голос Артыка и, видимо, узнал его. Он крикнул своим бойцам, чтобы те прекратили огонь, и в тот же миг Артык выронил винтовку и, повалившись вперед, обхватил шею коня. Испуганный Мелекуш стал на дыбы и ринулся назад.
— Артык! Бабалы! — закричал Алеша. Артык, может быть, и слышал его голос, но повернуть Мелекуша у него не было сил. Он еле держался в седле.
Глава девятая
Эзиз, отступая вместе с белыми и англо-индусами, не раз проклял час, когда ввязался в общие действия. Теперь он окончательно убедился в правоте Джунаид-хана, который предупреждал его об опасности несвоевременного выхода на железную дорогу и потери самостоятельности. Военные операции по занятию городов, где коннице негде развернуться, а пулеметы бьют из-за каждого укрытия,— такие операции не по нему. Куда выгоднее сидеть в Ак-Алане, выжидая благоприятного поворота событий, и порой кидаться на беззащитные аулы.
Вернувшись в свое разбойничье гнездо, Эзиз отправил раненых, в том числе и Артыка, по аулам, выставил в направлении Теджена сильный заслон и вновь почувствовал себя в безопасности. У белых он взял достаточно оружия, а продовольственное снабжение своего отряда стал налаживать старым, испытанным способом. Собрав советников, ахунов, ишанов и мулл, он, расточая подарки и ласковые слова вперемежку с угрозами, заставил объявить себя верховным главой мусульман, после чего уже на правах высшего духовного лица — ахуна ахунов— издал указ о сборе с населения зеката (Зекат — подать в пользу духовенства).
Между тем положение белых было далеко не завидным. Если бы не помощь со стороны интервентов, после разгрома под Тедженом все их гнилое сооружение рухнуло бы в несколько дней. Но на Закаспийский фронт батальон за батальоном продолжали прибывать части заранее подготовленной в Иране англо- индусской оккупационной армии. Выгодные для обороны позиции под Каахкой были спешно укреплены. Тем не менее ашхабадские авантюристы не чувствовали под ногами твердой почвы. Страх перед Красной Армией, части которой сразу же, как только появились на фронте, создали перелом в ходе боев, заставил их стать на колени перед союзниками.
Девятнадцатого августа генерал Маллесон, возглавлявший миссию союзников в Иране, в последний раз принял Дохова — уполномоченного по иностранным делам ашхабадского «правительства». Дохов только недавно сменил сапоги на лакированные ботинки. На этот раз, несмотря на страшную иранскую жару, он явился к генералу в смокинге. Но размякшие от обильного пота стоячий крахмальный воротничок и манжеты уже сморщились и походили на мокрые тряпки, а белая манишка была расписана узорами пыли. Генерал не удивился необычному наряду «мистера Дохова», но с усмешкой подумал: «Мисс Элизабет оказывает на него благотворное влияние». Ему было известно, что Дохов большую часть времени и почти все деньги, получаемые из Ашхабада на дипломатическое представительство, тратил на кутежи с одной русской эмигранткой, связанной с английской разведкой.
Вместе с Доховым явился его советник по иностранным делам, граф Доррер, одетый по-летнему, в легкий чесучовый костюм и белые туфли. Генерал Маллесон принял обоих с обычной дипломатической вежливостью, к Дррреру обращался запросто — «граф», но Дохова называл не иначе, как «сэр». Прежде чем начать деловой разговор, он предложил позавтракать, на что Дохов, у которого разламывало голову после вчерашнего кутежа, охотно согласился.
На столе, сервированном на английский манер, было мало закусок, но много вин и виски разных
