— Спрячь пушку, дурак!
Николай пальнул в воздух. Сотни жирных чаек одновременно поднялись с воды и с соседних яхт, на мгновение застив охраннику солнце. Кто-то иной из каннских гостей вспомнил бы в этот момент фильм Хичкока «Птицы», но Николай плохо разбирался в кинематографе — любимым его фильмом был «Иван Васильевич меняет профессию».
«А ведь и впрямь дурак,— прикинул Николай.— Как бы полиция на выстрел не заявилась. Хозяин убьет».
Мотор взревел.
Через несколько секунд, у подножия маяка, Тимофей Пастухов орал на «убойщиков»:
— Продюсер, мать-перемать!.. Продюсеров таких, мать-перемать, кинематографисты выискались, мать-перемать, чтоб вас...
— Не кипятись, путешественник, — утешал его Плахов.— Зато мотор проверили. В боевых условиях.
Пастухов простил оперативников, лишь когда они рассказали ему правду о своей тайной миссии. Путешественник уважал законы. И правоохранительные органы уважал. В частности — родную милицию. В Магадане в позапрошлом году у него украли трех собак. Милиция местная всю ночь не спала. Пастухов, правда, не знал, что милиция сама собак и сперла — по приказу какого-то генерала. Тот собирался баллотироваться в какие-то депутаты, и фотографии со счастливым Тимофеем и спасенными песиками были неплохим пиаром. И хорошо, что не знал.
— Мне однажды на Кубе спасательный круг украденный полиция нашла,— припомнил он еще,— Так что я всегда рад помочь. Обращайтесь!
—- А у нас в Питере слона недавно ловили,— по ассоциации с собаками вспомнил Рогов.
— Слона?!
— Ну! Позвонил ночью какой-то хрен: у меня, говорит, слон сбежал.
— Где ж он его взял?
— Якобы из Финляндии вез в фургоне. Придумал тоже — из Финляндии. Родина слонов, можно подумать... И ведь поверили!. Тоже всю ночь искали. Объявили операцию «Перехват».
— «Хобот» она называлась,— поправил Плахов.
— Точно: «Хобот».
— Так что, не было слона? — не понял Пастухов.
— Да откуда... — шмыгнул носом Рогов.— Пошутил кто-то.
— Глупая шутка,— рассудил Пастухов.— Милиция работает, людей сторожит, а этот со слоном...
Не зная, чем еще выразить свое расположение к новым друзьям, Тимофей показал им свое свежее изобретение — странный агрегат с длинным гофрированным шлангом.
— Ни в жисть не угадаете, что такое, мать-перемать,— с гордостью сказал покоритель стихий.
— Рассказывай! — согласился Плахов.
— Пресс для выдавливания пресной воды из рыб. Собственной конструкции.
— Не уверен, что понял,— поднял брови Рогов.
— В рыбах есть пресная вода,— пояснил Пастухов.— Вдруг в море опреснитель откажет. Буду из рыбы давить. Сюда бросаешь рыбку, а отсюда вытекает вода.
— Ловко,— одобрил Рогов.— У тестя похожий. Тоже собственной конструкции. Только вместо рыбы яблоки...
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Катана для Тарантино и мохнатая попа
Егоров был так увлечен беседой с какой-то особой в сиреневом купальнике, что Плахова и Рогова не заметил. Те расположились неподалеку, чтобы было слышно, что вещает старший группы. А тот говорил вещи для милицейского подполковника удивительные:
— В 1953 году жюри фестиваля приняло особое заявление, где выражало восхищение творчеством Уолта Диснея. Старика в это время травили в Америке, и поддержка кинематографической общественности была очень кстати...
Про травлю в Америке Егоров добавил для красного словца. В «Кинокалендаре», откуда он почерпнул много информации о Каннском фестивале, про это ничего не было.
— Надо же! удивилась Кристина.
— Отличилась в том году и советская делегация. Привезли, прикиньте, Кристина, для приема сто двадцать килограммов черной икры.
— Ух ты! Мне бы сейчас хоть килограмм...
— Золотая же пальмовая ветвь впервые присуждена в 1955 году, Кристиночка. И называется она так не для понтов, а в натуре выполнена из золота...
— Обалдеть! Мне бы сейчас хотя бы сто граммов...
— Не то слово!.. А в 1958-м Михаил Калатозов...
— Надо же, как заливает,— удивился Плахов.— Думаешь, гонит? Или это правда все?
— Егорову такое не выдумать. Особенно про травлю Диснея. Наизусть шпарит. Выучил в дороге. Я у него вырезки видел.
— М-да...
Накупались сегодня до посинения. Тело приятно гудело, мышцы ныли.
— Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья, как сказал бы Семен.
Вспомнив о питерских коллегах, Рогов помрачнел.
— И чего делать будем, Вась?
— Можно завтра еще попробовать... Тимофей не отказывается плавать.
— У него сегодня просмотр.
— У Тимофея?
— На солнце перегрелся? У Троицкого просмотр. Премьера!
— А, точно... И что?
— А если уедет? После просмотра снимутся — и в Португалию. На белой мечте...
— Д-а-а... Не подумал... — разочарованно протянул Рогов.— Остается Дворец...
— Кто же нас туда пустит... В калашный ряд... Плахов перевернулся на другой бок и закрыл глаза.
— Я похожу, подумаю...
— А в 1960-м с конкурса была снята картина Жана Люка Годара «На последнем дыхании». Обращаю ваше внимание: без объяснения причин!.. А годом раньше такой же беспредел случился с фильмом Алена Рене «Хиросима, моя любовь». Кстати, тогда же, в 59-м, впервые появляется совместное коммюнике режиссеров французской «новой волны»,— не мог остановиться Егоров.
Ноги у Кристины удивительным образом оказались точно такие, как во сне. Длинные и чуть полноватые, как Егоров любил. И грудь такая... Нормального размера.
— Как много вы знаете! — восхищалась Кристина.— Вы, наверное, не впервые на фестивале?
— Конечно. Из года в год — почетный гость.
— Ух ты! А кто вы? Артист?
— Нет, хотя кое-где снимался... — с деланной скромностью приврал Егоров.
— Да, да... — припомнила Кристина.— Я, кажется, вас видела. Ой, точно! В рекламе! Вы там пиво пили!
— Нет, в рекламе я не снимаюсь,— обиделся Сергей Аркадьевич.— Не мой уровень...
Заснуть Плахову не удалось. Рогов «походил-подумал» очень быстро. Уже через пять минут он тронул Плахова за плечо.
— Поднимайся, хватит мечтать. Есть идея.
