— достаточно, чтобы противостоять атаке противника. Это была ошибка. Элленби и Хорн, командующие 3-й и 1-й армиями, собирались атаковать восемнадцатью дивизиями и имели подавляющее превосходство в артиллерии, в то время как местные германские командиры, знавшие, что Фалькенгаузен держал свои стратегические резервы на столь значительном расстоянии от передовой, также удерживали свои тактические резервы в тылу, с намерением использовать их только в том случае, если фронт будет прорван.
Эта диспозиция оказалась губительной для немцев. Их несчастная пехота была заперта в своих глубоких блиндажах интенсивным огнем британской артиллерии. Последняя, кроме того, разорвала в клочья защитные проволочные ограждения. Хотя их часовые слышали шум предстоящей атаки за два часа до того, как она началась, но их телефонные линии были перебиты, и это означало, что они не могли связаться со своей артиллерией. Впрочем, последняя в любом случае была накрыта противобатарейным огнем. Когда британцы и канадцы появились из своих подземных укрытий, защитники были убиты или захвачены в плен прямо под землей; некоторым, кому повезло больше, хватило времени, чтобы убежать в сторону тыла. Михаэль Фолькхаймер из 3-го Баварского резервного полка, находившегося на южной оконечности хребта Вими, увидев приближающуюся волну атакующих у самого окопа, крикнул своим товарищам: 'Вылезайте! Англичане подходят!' и побежал, чтобы предупредить полкового командира о том, что 'если сильное подкрепление не сможет подойти с тыла, весь полк попадет в плен… подтянуть подкрепление оказалось невозможно, так что весь хребет… оказался в руках противника, а из всего нашего полка [из 3 тысяч человек] только около 200 смогли избежать плена'.
Первый день битвы в Аррасе стал триумфом для британцев. За несколько часов германский фронт был прорван на глубину от двух до пяти километров, в плен попало 9 тысяч человек, потерь было немного, и путь для дальнейшего продвижения вперед был, по-видимому, очищен. Успех, достигнутый канадцами, был поистине сенсационным. Одним ударом были взяты опустошенные, разбитые склоны хребтов Вими, где в 1915 году тысячи французов сложили головы, достигнута вершина, и вниз по обрывистому противоположному восточному склону вся долина Дуэ, забитая германской артиллерией и резервам, лежала, открытая взорам победителей. 'Мы могли наблюдать за германскими артиллеристами, трудившимися возле своих орудий, затем они прицепили передки и двинулись назад. Транспортные фургоны были полны отступающими, сотнями беглецов с хребта. Кажется, не было ничего, что могло бы предотвратить наш прорыв, — писал канадский лейтенант, — ничего, кроме погоды'. В действительности, однако, дело было не в погоде, но в обычной негибкости плана, который задерживал дальнейшее продвижение. Объявленная двухчасовая пауза, после того как цель была достигнута, не позволяла передовым группам войск продолжать наступление. Когда они, наконец, смогли двинуться вперед, день подошел к концу, и задор иссяк. 10 апреля первые резервы немцев начали появляться, чтобы остановить прорыв, и когда 11 апреля была предпринята попытка расширить разрыв атакой правее Бюлькура, австралийская дивизия обнаружила неразрезанные проволочные заграждения, которые горстка сопровождающих танков не смогла прорвать. После этого поступил приказ о перерыве, чтобы восполнить потери и дать войскам отдых. Потери к тому времени составили 20 тысяч, треть от числа погибших в первый день Соммы, но силы участвующих в сражении дивизий были истощены. Когда 23 апреля сражение возобновилось, германские войска были усилены, перестроены и готовы контратаковать в любом из секторов. В результате противостояние растянулось еще на месяц, принеся еще 130 тысяч человек потерь, при этом больше не удалось добиться сколько-нибудь заметных продвижений. Немцы также понесли серьезные потери, но после унижения в Вими они быстро перестроили свои позиции, и опасность подвергнуться новым поражениям в этом секторе была устранена.
Между тем они нанесли катастрофическое поражение французам. Их задержка в Вими была вызвана двумя причинами: во-первых, они ожидали, что британская бомбардировка будет более длительной, и поэтому контратакующим дивизиям не хватило времени, чтобы выдвинуться вперед и вмещаться в ход сражения; во-вторых, катастрофическая нехватка дивизий в секторе Вими-Аррас. Компенсацию за это французы ощутили на Шемн-де-Дам, где были собраны пятьдесят контратакующих германских дивизий позади двадцати одной на передовой. Если немцы были ошарашены в Вими-Аррас, то ничего подобного не случилось на Эне, где очевидность подготовки крупного наступления предупредила немцев о намерениях Нивеля Кроме того, явно неудачно действовала система безопасности. Были захвачены документы, и был небрежный разговор в тылу.
Так или иначе немцы получили достаточно предупреждений относительно плана rupture (прорыва) Нивеля, Они также воплотили свою новую схему 'обороны в центре', разработанную полковником фон Лоссбергом, которая оставляла линию фронта почти пустой, за исключением наблюдателей, в то время как 'промежуточную зону' позади нее удерживали пулеметы, размещенные в дотах или импровизированных позициях, устроенных в воронках от снарядов. Артиллерия поддержки между тем располагалась не на передовой, а случайным образом в тылу, в то время как реальной силой обороны были резервы, размещенные позади зоны поражения артиллерии, в 10 — 20 километрах от передовой. Такая схема размещения стала приговором для плана Нивеля, согласно которому от французской пехоты требовалось пересечь сначала первые три тысячи метров фронта 'Дамской дороги', крутой, лесистый уклон, усеянный входами в естественные пещеры, за три часа, затем еще три тысячи метров, по противоположному склону, где они неизбежно выходили из поля зрения своей артиллерии поддержки, за следующие три часа, и последние две тысячи метров за два часа. Если даже полностью исключить те трудности, которые должны были встретиться на протяжении этих 8 километров — первоначальное сопротивление немцев, переплетения проволоки, пулеметы, локальные контратаки — существенная слабость плана Нивеля заключалась в том, что энергия его первого этапа должна была быть растрачена на участке, от которого оставалось еще почти два километра до настоящих укреплений немцев. Если же, несмотря на все это, французское наступление и, что более проблематично, нападающие, успешно достигали своей конечной цели, они должны были немедленно оказаться перед свежими войсками, которым они, исчерпав свои силы, уже вряд ли смогли бы оказать сопротивление.
Тем не менее, в уверенности Нивеля в успехе прорыва было нечто такое, что передалось его солдатам. Генерал Э. Л. Спирс, британский офицер взаимодействия, описывает сцену на рассвете 16 апреля на линии начала атаки: 'Трепет чего-то вроде удовольствия, возбуждение оптимистичного ожидания пронизывали войска. Меня окружали улыбающиеся лица мужчин, их глаза сияли. Видя мою униформу, некоторые солдаты пылко обращались ко мне: 'Немцам здесь не устоять… уж, не больше, чем перед вами в Аррасс. Они ведь там побежали, не так ли?' Эффект от бодрых голосов усиливали блики света, танцующего на тысячах синих стальных касок'. Когда настал час атаки, пехота смолкла в ожидании, пока артиллерия, которая должна была огромными прыжками переносить вперед заградительный огонь, тем самым обеспечивая продвижение пехоте, начнет свою работу. 'Начало казалось удачным, — вспоминает Спирс, — немецкий заградительный огонь производил впечатление неровного и нерегулярного. Сотни золотых вспышек возникли над вражеской линией. Они увидели волну наступления французов и вызвали на помощь орудия… Почти сразу, хотя, возможно, это только показалось, огромная масса войск в пределах видимости начала перемещаться. Длинные, узкие колонны ползли к Эне. Вдруг словно ниоткуда появились несколько 'семьдесятпяток', проскакали галопом вперед, лошади вытянулись, возницы выглядели так, будто рвались к финишу на скачках. 'Немцы бегут, орудия продвигаются', — ликующе кричали пехотинцы. Затем полил дождь, и стало невозможно сообщить, как развивалось наступление.
Не только дождь — дождь со снегом, слякоть, снег и туман, погода, столь же ужасная и холодная, как в первый день сражения в Аррасе, — сделали невозможным нанести на карту развитие наступления. Сама линия сражения распадалась, так как немецкая оборона вступила в действие. 'Стремительный темп наступления нигде долго не удержался. Началось явное замедление движения, а потом и вовсе остановка войск поддержки, которые нажимали неуклонно со времени начала. Немецкие пулеметы, разбросанные по воронкам от снарядов, сконцентрированные гнездами или неожиданно возникавшие на входах в глубокие блиндажи или пещеры, взяли страшную плату с войск, которые сейчас карабкались по изрытым холмам'.
Сверхбыстрый темп продвижения заградительного огня, который должен был защитить пехоту, оставил позади пеших солдат. 'Везде была одна и та же история. Волна атакующих захватила самые удаленные точки, затем замедлилась, не в состоянии следовать огню заграждения, который, развив скорость до сотни метров в три минуты, зачастую вскоре исчезал из поля зрения. Как только пехота и
