– Варь, че ты его берешь, он же на пятнадцать годов моложе...
– Алка Пугачева с Киркоровым живут, а мне нельзя?
– Варь, да Мишка ж пьёть...
– Да пусть пьёть! Я сама выпить люблю!
Женщина она видная, привлекательная, зубов вставных спереди нету, но вообще, в силе. Жизнь показала, что не любовь Мишке нужна была, а руководство. А Варька, много пережившая и перетерпевшая, она не только Мишкой могла руководить, но и какой-нибудь нацреспубликой – Чечней там, или Ингушетией. Она много раз на ферме хвасталась: «Дали б мне войско, верите, в две недели б война кончилась!»
И бабы верили – Мишку-то она скрутила! Ну, выпьет он на стороне, ну, может, подгуляет – а тянет-то все в Варькин двор... И у быков чистит, и у свиней. Варька пообещала Мишке, как сдадут мясо, справить ему зимнюю куртку кожаную, сапоги.
Но тут снова возникла Надя... Все за счастье свое билась. Схватила она дитя на руки, нарядила его, прибегла на машинный двор. Мишку перестрела. Раз перестрела, и два. Сначала говорила: вертайся, потом видит – дела не будет, стала требовать алименты. А какие алименты, если они неразведенные? А хоть и разведенные – зарплату то жомом дают, то комбикормом. Алименты – ведро жома! Мишка Наде примирительно сказал: «Расстанемся друзьями», – это он в кино, что ли, какомвидал... Ну, онаи ушла.
Но все ж Мишка Надю не знал. Не знал!.. Че-то в ней как завелось, как заработало, как пошла Надя вразнос! Прокралась на ферму (без дитя), подкараулила Варьку (а как раз пересменка была, народу много) да как понесла ее! И «проститутка», и «шалава», и «страхолюдина», и «тряпка подзаборная», и «кикимора», и «Баба Яга»! Насколько Варька человек опытный, а тут даже поначалу опешила – вот тебе и тихая Надя! Потом, конечно, она опомнилась – стала части от доильного аппарата в Надю кидать – промахнулась. Но – поздно, Надя-то ее облаяла!
А людям, че, людям любой скандал – и новость, и радость! Языками чешут неделю, две, пока все кости досконально не переберут. Варька прям аж расстроилась. Надела сарафан лавсановый, косынку, и поехала на центральный участок к председателю Гусакову. Мол, так и так, обороните мое честное имя.
Гусакова, нового преда, из района прислали. Он, как прибыл, фазу собрал народ и говорит: «Здравствуйте, честны люди! Давайте наш колхоз переименовывать, а то на нас долгу много. Переименуемся, так все и спишут». Ну, и проголосовали, как ему надо, а народ его фазу зауважал – во, голова! Толстый такой Гусаков, крепкий...
Варька нажалилась на Надю, Гусаков вызвал Кашина в кабинет. Стол дубовый, лакированный, флаг РФ в углу трехцветный, на столе портрет Путина в рамке, прям не пред, а губернатор или депутат какой. На что Мишка бестия, и то сробел. Штаны на нем замаслены, рубашонка, кепка в руке. А тут Гусаков – вымытый, вычищенный. «Садитесь, – говорит ласково, – рассказывайте».
Мишка и рассказал – в минуту вся жизнь уложилась. А че рассказывать-то?! Стыдно даже.
А Гусаков говорит, отечески:
– Я, Кашин, три раза женат и у всех жен от меня дети. И никто не скандалит, не обзывается. Цивилизованные отношения. Я, Кашин, всех обеспечиваю. Как настоящий мужчина. Ясно?
Ну, Мишка и пошел. Шел, думал, что заплачет, – удержался. Вишь, говорит, всех баб обеспечивает. Всем хорошо... Завел Мишка трактор и поехал к бабе Мане самогонки купить. А сам уже выпивши был, а расстроенный... Страсть! Пришел и говорит:
– Теть Мань! Вот вы – человек ученый, работали звеньевой, что мне делать? Он меня оскорбил! Опишите все на бумагу частному адвокату, буду с ним судиться!
А она:
– Ой, Мишк, тут если все за эти десять лет описывать, кто сколько украл, так никакой бумаги не хватит. На каждый год ежели – целую Библию можно собрать... Ты уж, Миш, молчи, перетопчись как-нибудь, перетерпи. Выпей – вот у меня дымка свеженькая, оно и полегчает. Тише, Миш, тише, ты не расстраивайся!
Так-то вот, ребята! Такая у нас нынче чечетка. А вы говорите: «Чечня, Чечня...»
Василий Вашков
Вашков Василий Васильевич родился в 1955 году в Омске в семье врачей. После школы и службы в армии (Кавказ, ракетные войска) работал санитаром, электриком, маляром, строителем, дорожным рабочим. Закончил биофак Московского областного пединститута им. Н. Крупской.
Автор многих статей по образовательной тематике.
В настоящее время работает завучем в одной из московских школ.
Повести и рассказы В. Вашкова печатались в журналах «Учитель года», «МОЛОКО».
Портрет президента (рассказ)
Огромное, необозримое море плескалось у ее ног, оно было покорным и ласковым, будто большой пес, и так же старалось преданно лизнуть ногу своей хозяйки. Теплый ветер игриво подхватывал подол ее летнего сарафана, нахально приподнимал его, закручивал вокруг ног. Нежаркое солнце нежно согревало плечи, грудь и руки, только стопы холодила прозрачная голубизна морской воды. Вдали, за молом, белоснежный лайнер с тремя огромными трубами, неспешно, будто красуясь, выходил из порта. Вот от одной из труб оторвался клуб дыма и лайнер издал прощальный гудок. Только гудок этот был какой-то странный, не похожий на гудок корабля, а напоминающий что-то неприятно-тревожное: би-и-и-п, би-и-и-п, би-и-и-п, би-и-и-п...
Маша вынырнула из глубины своего сна, несколько секунд ошеломленно хлопала глазами и, наконец, с остервенением шлепнула по кнопке электронного будильника, стоящего на кресле у изголовья кровати, стрелки которого неумолимо показывали шесть часов утра. Это именно он, противно бибикая, разрушил все очарование волшебного сна. Море! Ей так хотелось к морю, хоть на недельку, хоть на денек!
Она свернулась калачиком, потянув на голову край одеяла, и поджала высунувшиеся, слегка озябшие ноги. Вставать не хотелось. Было жутко даже представить, как ей придется выскальзывать в холод и темноту комнаты, идти на кухню, в ванную, потом одеваться. Даже с закрытыми глазами она видела безнадежно чернеющее окно, покрытое морозными узорами, и, казалось, слышала завывание вчерашнего ветра... Хотелось заплакать.
Слегка высунув голову, она одним глазом посмотрела на светящийся в темноте зеленоватым светом циферблат: 6.10. Нет, плакать было некогда, хочешь – не хочешь, а нужно вставать. Ежась и вздрагивая, Маша сначала прошлепала спадающими тапочками к Андрейкиной кроватке, прикрыла раскинувшееся беззащитное тельце (пусть еще поспит), заскочила на кухню, зажгла газ под чайником и нырнула в ванную комнату. День покатился по своей привычной колее.
После завтрака, заставив-таки капризничающего сына проглотить сладкий творожок с йогуртом и отправив его умываться-собираться, она, помыв посуду, уже почти одетая, уселась за столом перед зеркалом, чтобы нанести хоть какой-то макияж. Из холодной серебристой глубины стекла на нее глянуло миловидное лицо тридцатилетней женщины, еще слегка припухшее со сна с прямым носиком, несколько высоковатым лбом, широкими бровями и карими, с желтоватой зеленью вокруг зрачков, глазами. Правда, под глазами уже проглядывала сеточка морщинок, кожа на висках и под подбородком выглядела далеко не упругой, а по краям рта залегли две, опускающиеся вниз складочки, но все это можно было без особого труда спрятать при помощи тонального крема, цветных теней и туши для ресниц.
Нанеся «боевую раскраску», Маша заторопила копошившегося Андрейку, проверила, что тот насовал себе в портфель, выкинула тщательно запрятанный под учебники пластмассовый пистолет, положила забытый, как обычно, дневник и, намотав ему поверх воротника великоватой, взятой на вырост шубки, шарф, вытолкала за дверь. Через минуту, застегиваясь на ходу, выскочила за ним и она.
До школы было ходу минут двадцать. Можно было, правда, подъехать на автобусе, но кто еще знает, сколько его придется ждать, да и народу в нем утром – битком, надежнее было пройтись пешком. Хорошо, хоть потом ей больше никуда идти было не нужно, в этой же школе, где в первом классе учился ее Андрейка, работала и она, Мария Семеновна, учительница химии.
В кабинете химии было жарко и душно. Для школ кто-то придумал такую систему отопления, при которой горячий воздух, нагревавшийся в подвале, поступал прямо в классы. Были, наверное, какие-то регуляторы, но они давно вышли из строя, и теперь, особенно зимой, когда отопление включали на полную мощность, к утру столбик термометра в классе подбирался к тридцати градусам тепла, впору было надевать сарафан. Но
