профессий, пока не нашли себя в искусстве... Одни, с помощью учителей, в сжатые сроки постигали премудрости литературного ремесла, другие до всего докапывались самостоятельно, но и те и другие жили меж двух культур: классической, высокой и лакировочной, помпезной, временами попросту – между красотой и уродством. Была еще одна культура, расширяющая скудное информационное поле – «кухонная», где читали «самиздатовскую» запрещенную литературу, по «вражеским голосам» сквозь глушилки слушали джаз и пересказывали анекдоты про власть имущих. Такая мешанина не давала расслабляться, тем более что приверженцы разных культур не переваривали друг друга и в богемных кругах частенько возникала накаленная атмосфера. Но в отличие от благополучной, размеренной (когда решены основные проблемы) и скучноватой жизни на Западе, у нас все время что-то происходило, менялось, мы находились в постоянном движении, жили среди контрастов, и понятно, нам скучать не приходилось. К тому же, на Западе всегда ценилось лишь богатство, а у нас – искренняя дружба и бескорыстная любовь; у нас быть богатым или сынком какого-то «деятеля» считалось в то время неприличным.
Особенно напряженным было время, когда состоялся известный съезд и закрытый доклад, который передавался по невидимой цепочке слухов. Приоткрылся занавес над прошлым нашего Отечества, и все увидели неожиданную картину – оказалось, идеи социализма реализовывались не так гладко, как нам внушали. С колокольни хрущевского времени многое в деятельности Сталина выглядело чудовищным: за что сидели Вавилов, Заболоцкий и многие другие невинные?! Но и тогда уже возникал вопрос – а без диктатуры разве сохранилась бы страна в годы хаоса и разрухи?
Потом раздвинули другой занавес, «железный», и начался бум: на экраны вышли зарубежные фильмы, на выставках появился Пикассо и польские авангардисты, приехал Ив Монтан, Москву заполонила фестивальная молодежь; одно за другим возникали кафе, где открыто играли джаз, танцевали рок-н-ролл и буги-вуги. Тогда, в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов по столице прокатился океанский вал, всколыхнувший молодежь – она истосковалась по свободе, и теперь повсюду разгорались жаркие споры... Это был прорыв в новый мир, мы нашли то, что искали, видели то, что хотели видеть.
Вожди всполошились – как бы не расшатали всю систему, и вскоре вновь опустили занавес... Им пораскинуть бы мозгами, дать молодежи возможность выпустить пар, и скоро стало бы ясно – и у западников ерунды хватает. Во всяком случае авангард осточертел бы гораздо быстрее, чем кондовый «соцреализм», а главное, лучшая, мыслящая часть молодежи не приняла бы многие западные стандарты и разные ничтожные цели, вроде обогащения (даже сейчас, когда приходиться думать о выживании, немало еще парней и девчонок, для которых богатство – не предел мечтаний)... Ну, а все стоящее, качественное у западников надо было перенять, это пошло бы только на пользу.
И следовало перемеиновать пионерию и комсомол в молодежные организации по типу бой-скаутов, «зеленых», «антиглобалистов» (у этих вполне привлекательный лозунг: «Не дадим всему миру превратиться в одну потребительскую Америку! Сохраним разность культур!»). Следовало на госслужбу выдвигать людей по талантам, по умственным способностям. А всех, кто рвался на Запад, надо было выпустить (истинно русские не уехали бы. Как ни вспомнить великого патриота Чайковского, который презирал всех эмигрантов: «... меня глубоко возмущают те господа, которые с каким-то сладострастием ругают все русское и могут, не испытывая ни малейшего сожаления, прожить всю жизнь за границей на том основании, что в России удобств и комфорта меньше. Люди эти ненавистны мне, они топчут в грязи то, что для меня несказанно дорого и свято». Не случайно, лучшие из «инакомыслящих» – те, кто «метили в коммунизм, а попали в Россию» (Максимов, Синявский, Зиновьев) – впоследствии пожалели о своей деятельности. А то ведь что получилось?... Оставшиеся диссиденты (почти все нерусские) при поддержке американцев стали изнутри разрушать страну, претворять в жизнь план Даллеса – «разлагать, развращать, растлевать советскую молодежь». Все запретное, даже третьесортное, стало вызывать повышенный интерес, дурацкий ажиотаж (сборник «Метрополь», «Бульдозерная выставка»). Выставки прикрыли, в кафе запретили играть «музыку загнивающего Запада», в газетах появились статьи о «тунеядцах».
Но новые веяния уже были неостановимы: под контролем комсомола, но все же играли джаз и полулегально устраивались выставки авангардистов, на вечерах поэзии читались левые стихи, из-за «кордона» провозились пластинки и «запрещенная» литература... Кстати, в те годы среди моих приятелей художников и литераторов было немало диссидентов, но уже тогда я догадывался, что, по сути, их искусство разрушительное (позднее заметил, что оно еще и антирусское), а когда власть захватили «демократы» и большинство этих моих приятелей укатили за границу, стало ясно, что они ненавидели не только коммунистов, но и Россию, Родину, что их вскормила, воспитала и образовала...
Конечно, у нас имеются счеты с прошлым режимом, ведь существовала жесткая система запретов; было трудно делать то, что не вписывалось в отведенные рамки, иногда от самоконтроля рука руку останавливала; и было немало и негодяев и хамов, но в сравнении с теперешним временем, когда у власти подонки и ворье, когда исковерканы судьбы миллионов, все же дышалось легче... Сейчас наступило форменное удушье – мучает боль за разрушенное, разворованное и уничтоженное Отечество, и, конечно, сейчас общий процент негодяйства и хамства в обществе вырос до невиданного уровня.
Бывали – не будем скрывать – в нашей молодости и неприятные моменты: некоторых из нас вызывали в КГБ за «антисоветские разговоры», но у меня и моих друзей дальше угроз дело не пошло.
– А она наверняка интересовалась настроениями нашей молодежи, – объявили мне.
– Ее интересовала только любовь, – сказал я, и это было правдой.
Во всех этих случаях я отделался суровым предупреждением, но хорошо помню те допросы, когда вначале с тобой разговаривают чуть ли не ласково, называют на «вы», а потом вдруг врывается напористый тип и орет:
– Ну, хватит! Мы все знаем! Выкладывай все начистоту, иначе!..
Эти допросы кое-чему научили меня, с тех пор я приобрел особый нюх на стукачей и КГБшников – вычислял их по одному внешнему виду и никогда не ошибался.
И все же, все же, у нас была потрясающая молодость!.. Как ни рассуждай, а дружба, любовь, увлечения никак не зависят от тех, кто стоит у власти. Главное – мы не думали о деньгах, ведь основное, необходимое было дешево, доступно. Плата за жилье – символическая, продукты (не деликатесы), вино и сигареты стоили недорого, кино, театр, музеи – копейки, любой мог поехать к морю, купив билет до Феодосии за восемь рублей, а у моря снять комнату почти за бесценок и питаться в столовых на пару рублей в день. Именно в те годы многие из нас объехали полстраны... Я, например, «автостопом» прокатил тысяч семь километров. Попробуй теперь, когда все помешались на деньгах, проехать за одно спасибо хотя бы пару километров!
Чуть позднее я с друзьями объездил на машине всю европейскую часть России; мы останавливались где придется и всюду чувствовали себя как дома. Случались в пути поломки, но всегда находились бескорыстные помощники – не считаясь со временем они копошились в нашей машине, автолюбители просто дарили запчасти, а водители грузовиков не раз наливали бензин бесплатно! Возможно ли такое теперь?! Можно в чем угодно обвинять социализм, но нельзя не признать главного – попытка освободить человека от власти денег во многом удалась (понятно, в сравнении с «западниками», мы жили бедно, зато дружно, сплоченно). И уж конечно, была решена проблема национальностей – то, что сейчас раздирает всю страну!
В те времена мы часто ходили по речкам на байдарках и в каждой, даже самой бедной, деревне встречали доброжелательность и щедрость. Что показательно – в деревнях, уходя на работу, люди не запирали дверей; мы переступали порог избы, а нас встречал какой-нибудь кот или босоногий ребенок (светловолосый, голубоглазый «ангел», каких немало было в российских деревнях). И в городах многие обходились простейшими замками, не то что теперь, когда ставят железные решетки, стальные двери,
