же будет с каждым предателем». Не мешало бы и нашего убрать: сука первейшая!
— Раз он такой, — заметил Гриша, — сами бы с ним рассчитались. Вас много, а он один.
— Нельзя самим-то. Немцы узнают, всех постреляют.
— А я знаю такой случаи, — сказал Гриша. — В одной деревне был староста, похожий на вашего. Вдруг пропал. Никто не, знает, куда он девался. Приехали немцы, начали следствие. А мужики говорят — сбежал куда-то, в последнее время у него, мол, только и разговор был: «Не хочу служить немцам!»
— Может быть, он и вправду сбежал? — спросил крестьянин.
— А кто его знает! Немцы потолкались, потолкались и ушли ни с чем. Так и не нашли старосту.
— Понятно, — протянул крестьянин задумчиво. — Там, значит, народ дружный.
Мы подошли к Симферополю со стороны Красной горки.
Попрощавшись с нами, крестьянин свернул на узенькую безлюдную тропинку и побрел дальше.
— Где наша квартира? — спросил я у Гриши.
— Здесь недалеко, на краю города.
Тут я рассказал Грише и Жене, что в связи с предстоящей работой я в лесу маскировался. Теперь меня нужно звать не Василием Ивановичем, а Иваном Андреевичем и по возвращении в лес пустить слух, что я убит при выполнении задания.
Мы решили послать Женю вперед. Если на конспиративной квартире все благополучно, пусть выйдет к воротам кто-нибудь из хозяев дома. Если там неблагополучно, то мы пройдем к другому подпольщику. Женя передала нам свой пистолет, корзину, мешок и быстро зашагала вперед. Мы присели на траву у дороги. Я начал переобуваться. Гриша свернул цыгарку и закурил. Мимо нас пробегали машины и мотоциклы с немцами.
— Есть ли у немцев посты при входе в город? — спросил я.
— Центральные дороги все патрулируются, и там обязательно проверяют документы. А на этой дороге раньше никакого поста не было. Обычно мы с Женей входили в город на рассвете, когда немцы спят. Завтра базар, из деревень кое-кто приезжает в город, пройдем и мы.
Через полчаса мы двинулись дальше. Гриша пошел впереди меня, а я заковылял с палочкой по другой стороне дороги, следя за ним.
Вошли в город. Возле небольшого домика у калитки стояла девочка. Гриша подошел, поцеловал ее и скрылся вместе с ней во дворе.
У меня отлегло от сердца. Значит, все в порядке. Следом за ними вошел во двор и я. Там меня поджидала встретившая Гришу худенькая девочка лет двенадцати с не детски серьезными карими глазами. Около калитки лежала лохматая собака на цепи.
— Не бойтесь, дедушка, — сказала девочка. — Шарик русских не трогает. Он только на немцев бросается.
— Вот какой! Кто же его этому обучил?
— Сами немцы. Ногу ему перебили, он и не любит их.
— Как тебя звать-то?
— Саша. Идемте за мной. Голову не разбейте.
Через темные сенцы она ввела меня в дом. В маленькой кухне без окон при свете коптилки пожилая женщина разжигала лучинами плиту. Через открытую дверь я увидел вторую комнату, похожую на сапожную мастерскую.
— Вот и дедушка! — сказала весело Саша.
— Милости просим! — Женщина внимательно поглядела мне в лицо. — Проходите в горницу. Саша, пойди погуляй возле хаты. Заметишь что, приди сказать.
— Знаю без тебя, — серьезно ответила та и вышла из дому.
Итак, я был в Симферополе.
Глава седьмая
Хозяйка распахнула дверь, и я вошел в небольшую комнату с окнами, наполовину забитыми фанерой. Сидя за столом, Гриша оживленно разговаривал с худощавым рябым мужчиной лет сорока, в фартуке, с засученными рукавами. Женя уже свернулась клубочком на кровати, прикрывшись своим пальто.
— Ну, вот мы и дома, Иван Андреевич! — весело сказала она.
Гриша совал своему собеседнику деньги, прося купить для нас продукты. Тот добродушно, но решительно отмахивался:
— Говорю, не возьму и не возьму! Спрячь. Пригодятся. У меня вы — дорогие гости. На дворе три курицы и петух. Хватит вам и покушать, да еще и на дорогу останется.
— Ну, ладно, — сказал Гриша, убирая деньги и раздеваясь, — потом сосчитаемся. Вот познакомься: наш старичок Иван Андреевич, тоже мастер по сапожной части.
— Да, да! — поздоровался я с хозяином. — Не смотрите, что я плохо одет, мастерскую свою хочу открывать, конкурентом вашим буду.
— А зачем нам конкурировать? Работы хватит, — лукаво улыбнулся хозяин. — Садитесь рядом со мной в моей мастерской, веселее будет.
— Что нового в городе? — спросил Гриша.
— Тревожно, очень тревожно. Говорят, немцы хотят город взорвать, а население — в Германию. Я уж и на улице стараюсь пореже показываться, боюсь в облаву попасть.
— Вот что, Филиппыч, — сказал Гриша. — Иван Андреевич останется в городе. Надо устроить его здесь у надежных людей. Помогите это сделать.
— Устроим, — уверенно кивнул тот.
Вошла хозяйка — маленького роста, худенькая, с бескровным, болезненным лицом.
— Ну, чего ты людям отдохнуть не даешь? Прилягте на постель. Обед-то запоздает немножко. Усните пока, а я нагрею воды, помоетесь, белье смените — и легче будет.
— Курицу пойду резать, — сказал хозяин.
— Опоздал, она уже в кастрюле. Лучше воды натаскай.
Радушный прием этих простых людей глубоко тронул меня. Они хорошо знали, что за укрытие партизан рискуют жизнью, и старались дать нам почувствовать, что мы им не в тягость.
— Как зовут хозяина? — спросил я Гришу.
— Семен Филиппович Бокун. Замечательный человек! И семья у него такая же. Он числится рабочим- сапожником обувной фабрики, но часто остается дома — знакомый врач дает больничные листки. Филиппыч нам хорошо помогает. Дочку его Марусю немцы в Германию угнали. Кроме вот этой девочки, Саши, есть еще сынишка Ваня…
Женя заснула. Разговаривая, Гриша по привычке настороженно поглядывал на улицу. Мимо окна, грузно топая коваными сапогами, то и дело проходили немцы, румыны и полицейские в черных шинелях. Саша с какой-то девочкой играла около дома, оглядывая людей.
— Оставайтесь пока у него, — посоветовал Гриша. — Надежнее человека не найти. Тут у меня явочная квартира. Завтра будут все руководители групп, посмотрите.
Конечно, мне лучше было бы поселиться не на явочной квартире, которую знали все подпольщики, но пока другого выхода не было. Гриша обещал поговорить с ребятами, чтобы мне помогли обзавестись двумя-тремя конспиративными квартирами.
В полутемной комнатке-кладовой мы распаковали свои мешки. Газеты и брошюры Гриша разложил по пачкам, перевязал и на каждой сделал пометку карандашом. Пачки убрал в мешок. Приподнят половицу, он спустился в подвал и спрятал там мешок с литературой.
— Это место очень удобное. В случае чего, можете там забазироваться.
Запальники для магнитных мин мы спрятали за икону, а пистолеты Гриша сунул в мешок с кукурузой.
Мы сидели за столом, и Гриша сообщал мне клички подпольщиков, которые придут завтра, когда в комнату неожиданно вошел молодой человек, высокий, широкоплечий, в черном костюме и серой
