- Ты не возражаешь, если я чего-нибудь выпью. Позабористей. Текилу какую-нибудь.
- А мне кофе, - попросил Словцов.
- Лиза! - крикнула в сторону кухни Вера. - Выпить хочешь?!
6
По своим комнатам расходились с чувством какой-то недосказанности. Вера и Лиза, правда, повеселели, после того как выпили три раза «Текилу-бум». Но алкоголь либо притупляет, либо обостряет. С Верой был второй случай. В сущности, каждый знал, чего ему в этот момент не хватает, но сознательно не определял этого желания. И так, с ощущением неопределенного разочарования, разбрелись по спальням.
Вера взяла с собой из библиотеки двухтомник Тютчева, Лиза просто махнула на все рукой, а на кухне махнула еще и рюмку, Павел сел, было, за роман, но не писалось, и он только тупо смотрел на монитор компьютера. Он почему-то подумал о всемирном законе тяготения. Вакуум вселенной - это, собственно, и есть разреженное одиночество. Преодолевая одиночество (читай: прорезая его орбитами), планеты вращаются вокруг звёзд, а у многих планет есть ещё и спутники. Ничего нового в этих «размышлизмах» не было, кроме того, что Павел пытался проецировать закон всемирного тяготения на людей. Все вместе они тянутся к чему-то светлому, к Богу, и также взаимопритягиваются. Есть среди них планеты-гиганты, планеты-карлики, есть чёрные дыры... А что происходит с людьми, когда они преодолевают тяготение друг к другу?
В конце концов, Павел пришел к мысли о том, что больше не в силах сопротивляться притяжению Веры, иначе они могут просто разлететься в огромном пространстве. Он начал искать повод, чтобы прямо сейчас прийти к ней. Разумеется, не найдя ничего подходящего, он просто спустился вниз, на кухню, где налил себе воды и стал пить медленно и со смаком, будто только что вышел из пустыни. И закон притяжения сработал. За спиной щелкнул выключатель, зажегся свет, и, оглянувшись, он увидел Веру в ночной рубашке.
- А я... - пыталась определить она, но не стала городить нелепости, - не спится мне, даже после текилы.
- А мне и без нее.
Павел нащупывал нить дальнейшего разговора, но, получалось, хотел сказать слишком много. Иногда пресловутая женская логика, точнее, её отсутствие, определяют более точное и ожидаемое решение, не оставляя при этом никаких шансов другим вариантам. Так поступила и Вера. Она просто подошла и взяла Павла за руку со словами:
- Пойдем ко мне.
- Пойдем, - облегченно вздохнул он.
- Ты этого хотел?
- А ты?
- Пойдем... Я не знаю... Ничего пока не знаю... И знать не хочу...
Когда они поднялись в спальню Веры, Словцов приостановился на пороге. Ее комната по планировке мало чем отличалась от той, которую отвели ему, была как бы зеркальным отражением. Но было сразу понятно, что это комната Веры.
Павел замер во вновь охватившей его нерешительности. Вера с ироничной, наверное, Евиной улыбкой стояла напротив, всего в полуметре от него.
- Я уже забыл, как это делается, - смущенно признался он.
- Ничего страшного, когда-то и не знал. Вспоминай, только медленно...
- «Служенье муз не терпит суеты», - процитировал Словцов, притягивая Веру за плечи.
Он вновь открывал для себя женщину. Все эти годы он избегал случайных отношений: от продажных девиц и лёгкого флирта до серьёзных попыток женить его на себе. В наше время это нелегко, если учесть, что с прилавка каждого газетного ларька на тебя смотрят полу- или целиком обнажённые девицы, и если весной юбки подпрыгивают до набедренных повязок жительниц африканского континента. Первое время всех заслоняла Маша. Словцов был редким типом мужчины, которых называют однолюбами, и расставание с женой он переживал как конец света, или, во всяком случае, как конец собственной жизни. Но не зря талдычат, что время лечит, да и Маша помогала, порой являясь в его холостяцкое жилище, и на все попытки с его стороны восстановить утраченное отвечала холодом и настоящим, леденящим душу презрением. Потом он долго жил по инерции: бесцветные дни - от лекции до лекции, без поэзии, без творчества. Виделось почему-то все отрицательное, негативное, телевизор был тому ярым помощником. И вырваться из этого порочного круга не было, казалось, никакой видимой возможности.
И вот теперь перед ним
