- Поэт, - опередила Словцова Вера.
- Настоящий?
Павел пожал плечами. Но все же сказал:
- Слишком громкое слово. Я обычно уворачиваюсь от таких лобовых вопросов, предпочитая более широкое по смыслу и менее обязывающее по значению - «литератор».
- Если настоящий, значит, без денег и без цели, - сказал как будто самому себе Михаил Иванович.
- Так точно, товарищ генерал, - согласился без обид Павел, хотя о цели можно было бы поспорить.
- А это вовсе не означает плохо, - опять же самому себе заметил Михаил Иванович. - Хотя, чем ярче поэт, тем лучшая он мишень, не так ли? С легкой усталостью от людской суеты и бессмысленности? - повернулся он вдруг к Павлу.
- Угу, - вновь честно согласился Павел, и продолжил:
«Никому из нас не жить повторно.
Мысли о бессмертье - суета.
Миг однажды грянет, за которым -
Ослепительная темнота...
Из того, что довелось мне сделать,
Выдохнуть случайно довелось,
Может, наберется строчек десять...
Хорошо бы, если б набралось».
- Это не Словцов! - определила Вера.
- Это поздний, незадолго до смерти, Рождественский. Мне не хотелось бы написать когда-нибудь нечто подобное.
- Я слышал, он умирал тяжело - от опухоли головного мозга, - вспомнил генерал.
- А я просто «выбросился в окно», - равнодушно ответил Словцов. - У Рождественского была страшная беда, куда страшнее опухоли, он умирал атеистом. Ну а какое может быть творчество без присутствия в нем Творца? У Рождественского много боли. Много в последних стихах.
- А «в окно» - это как? - шутя нахмуривая брови, вылавливал информацию Зарайский.
- Михал Иваныч, это допрос? - предупредительно спросила Вера.
- Веруня, ты же знаешь, я по другой части, я выведываю! - усмехнулся генерал. - Ну, и вроде как на правах отца, - более смущенно добавил он. - Если ты против, я умолкаю. Хотя нет, мне интересно, как вы познакомились? У вас же не может быть точек соприкосновения! Только не говори, Вера, что ты нашла время для посещения поэтического вечера, которых сейчас и не бывает почти.
- Мы познакомились по объявлению, - спокойно ответила Вера.
- О, дожили, - нахмурился Михаил Иванович.
- А мишенью Павел уже был, тут вы угадали, недавно ему извлекли из плеча пулю.
- Несчастный случай на охоте, - поморщился от возможных предположений генерала Павел и решил их упредить.
- Ну, значит, стреляный воробей.
Дом, к которому подрулил Михаил Иванович, преодолев шлагбаум охраны, судя по всему, был построен еще в начале двадцатого века, а, может, и раньше. Его окружал литой чугунный забор выше человеческого роста, старые липы и клены. Павел бегло огляделся и сразу почувствовал, что здесь находится особый микрокосм Москвы, в нем ощущалось
